«...У тебя нет оснований обвинить меня во лжи. Поэтому поверь, что у неё красивые, выразительные глаза, но при этом суть их выразительности можно истолковать так или иначе, не будучи уверенным в правоте.

Вышло так, что я ни в чём не уверен сейчас, а тогда и подавно.

А тогда было вот что. Я случайно увидел девчонку, смотревшую на солнце. Она смотрела на него, не щурясь, широко распахнув глаза. Я почему-то пересек этот взгляд, и в один миг у меня закружилась голова, перед лицом возникли мельтешащие точки, которые увеличивались и, спустя какое-то время, превращались в маленьких птиц. Это было удивительно, и хотелось узнать, что с ними станет дальше. А она смотрела в солнце. Птицы организовывались в короткую цепь и, совершенно отчетливо увеличиваясь, мерными взмахами крыльев направили свой полет ровнёхонько в сторону солнца. Они возникли из её странных глаз, обретая собственную жизнь. Я, как зачарованный, смотрел на птиц, а они летели, удаляясь. Я видел их так же, как сейчас тебя!

А потом они потерялись на фоне слепящего диска. И больше не появлялись. Я обернулся к ней, но ее уже не было рядом. Оказывается, прошло уже с полчаса. В сознании всплыл момент, когда она, непонятно усмехнувшись, ушла. Я просто не заметил этого сразу.

Спустя несколько месяцев я смирился и всё забыл. А потом... Потом по обстоятельствам пришлось вернуться обратно. То есть к тому месту, где это случилось. При первом же мимолетном взгляде на солнце я, как и в тот раз, почувствовал, что сознание мое помутилось, и вдруг появились очертания далекой птичьей стаи. Они появились, кажется, непосредственно из солнца. Я никак не мог оторваться от этого зрелища. Птицы направлялись в мою сторону, опускаясь на уровень человеческого роста. Я подумал, что если они никуда не свернут, то надо бы отойти в сторону, иначе они непременно заденут меня крыльями. Но это были только мысли, которые к тому же не обязывали к действию. Я не хотел и не смел производить ни малейшего шевеления. И вдруг, ещё не долетев до меня, птицы стали уменьшаться. Снова замелькали перед глазами точки. Я очнулся. Да, солнце палило; но ни стаи и хотя бы одной-разъединой птички нигде окрест не было. Вот так...

Это не все. Чуть позже я встретил ее, ту девушку. Она как-то уныло улыбнулась, и тут взгляд ее прямо застыл, добравшись до моего лица. Он выражал то недоверие, то несомненную радость. В общем, ничего плохого.

И вдруг, побледнев, она закричала на меня. Кричала, что я обманываю её, что это какая-то глупая мистификация, и я нарочно всё это подстроил. Она кричала, что это чересчур много значит, и что её птицы никогда еще ни к кому не возвращались! И, представь, я очень многое понял. Я простил её крик. Потому, что они действительно никогда раньше не возвращались...» [1]

— А потом я услышала МОСТ... — Наташа улыбается и отводит глаза. На столе — микрофон, за окном — снег и гулкая пустота московской окраины. Глубокая ночь. Декабрь. Напротив меня, сложив руки на подоконник, сидит Наташа Маркова, ради которой я, собственно, и приехала в Москву в такое неуютное время. — Дима открыл для меня ту самую дверь, куда мне надо было идти, там, где мое. И поэтому я считаю его даже не учителем... Духовным отцом, наверное.

— А что оказалось за «той самой» дверью?

— Открытое пространство, и не ограниченное совершенно. Можно зациклиться, найти какое-то место, где тебе удобно, где тебе хорошо, и сказать: «всё, это мое», и так до смерти жить. А можно что-то менять, бирюльку там привесить, бирюльку здесь и, в конце концов, это станет совсем другое, но еще более твоё.

Пределов вообще не существует никогда, потому что до Бога всё равно не дойдем, а так, в общем-то...

Больше всего я не люблю, когда не видно лиц.

— Но ведь это неизбежно, особенно когда поешь со сцены...

— Если так, то надо воссоздать перед собой образ, к которому ты обращаешься, потому что любая песня — это обращение, и петь уже непосредственно ему. А там — кто поймёт, тот поймёт. А кто нет, значит, нет уже никогда, даже если будет масса света... Если из 100 человек найдётся один, которому это нужно, хотя бы пока ты поёшь, это уже очень много.

— То есть огромное количество сил расходуется впустую? На те оставшиеся 99 человек, которым всё равно ничего не нужно?

— Если жалеть силы, то, значит, и дома не петь ничего?.. Пойми, ты сама распоряжаешься своей энергией, когда ты поешь. Ты обогреваешь свой уголок мира...

Сейчас пошло какое-то страшное время, дай Бог, если в этом году никто не умрёт, и в следующем тоже. И вообще дай Бог всем дожить до старости и как следует...

Cat Ниоткуда

Примечания авторов сайта

[1] Эссе написано самой Натальей Марковой.