Интервью с Алексеем Калябиным: «Пока неслась моя телега под уклон»
Журнал «Rock For» (Москва), N°4-5, осень-лето 2000-2001

Фото друга Алексея Калябина по имени Дима. Фамилию его мы не знаем.

— Расскажи немного о своем музыкантском прошлом. Как ты начинал?

Алексей Калябин: Обыкновенно, как все — еще в школе. И тянуло меня к музыке серьезной, сложной, к серьезным текстам, и при этом всегда приветствовалось какое-то фолковое начало. Когда я был совсем молодым, отечественной рок-музыки, способной заинтересовать меня тогдашнего, практически не было. Конечно, был АКВАРИУМ, но я про него ничего не слышал. Это были 70-е годы — начало 80-х. Услышав JETHRO TULL, я нашел в нем все составляющие, для меня близкие к идеалу. Во-первых, ряд альбомов сюитной формы со сложнейшими философскими текстами, во-вторых, музыка впечатляющая, аромат средневековья, что-то старинное, фольклорное. Это все для меня настолько интересно звучало… Мне всегда хотелось, если будет группа, чтобы она играла такую музыку — сложную, с запахом старины и с элементами народного не в академическом представлении — русский народный хор песни и пляски, — а в каком-то собственном смысле, и на отечественном материале. Зачем из себя шотландцев или ирландцев строить, не будучи ими? Это как-то даже неинтересно. В конечном итоге приходишь к тому, что надо быть самим собой.

— Ты послушал JETHRO TULL и взял в руки...

АК: ...флейту. Но не потому, что JETHRO TULL послушал, а потому что на гитарах играли все. Это наиболее доступный инструмент — за 16 рублей можно было купить. На трех аккордах практически всякий может.

— Но, чтобы песню сочинить, гитара нужна...

АК: А я не собирался песни сочинять — просто музыку играть. Я, помнится, выменял свою первую блок-флейту у приятеля на приемник коротковолновый. Научился играть на ней какие-то мелодии уже через несколько часов, а через два дня выступал в педагогическом институте на вечере английского языка.Флейта настолько пришлась мне по душе! Я носил ее все время с собой и что-то наигрывал. Как-то сидел и играл на лужайке, на территории института, подошел ко мне какой-то дядька и сказал: «Что это тут такое?» — «Да, вот, флейта». — «А не хочешь на саксофоне научиться играть?» — «Хочу, а как?» — «Приходи ко мне», — и дал адрес какого-то ДК. Дал мне со склада заржавленный румынский саксофон — я его два дня отчищал, — и оказалось: аппликатура саксофона очень похожа на аппликатуру флейты, только звукоизвлечение другое. Играть, конечно, значительно тяжелее во всех смыслах… Блок-флейта — родоначальница этой группы инструментов, они все по одному принципу сделаны. Я тогда это почувствовал, и те мелодии, которые к тому времени насвистывал, довольно скоро научился играть на саксофоне. А потом мне сильно повезло. Началась перестройка, «новая волна», (всю музыку, не похожую на МАШИНУ ВРЕМЕНИ или хард-рок, называли «новой волной»), и присутствие в группе духового инструмента, особенно саксофона, считалось просто... А саксофонистов в этой среде практически не было, и брали меня куда угодно, несмотря на то, что играл я ужасно. Будь я таким гитаристом, дальше собственной квартиры мой гитаризм бы не продвинулся. Поиграл я с десятком групп, набрался опыта...

— Как насчет группы ЧИСТАЯ ЛЮБОВЬ?

АК: Я даже не могу назвать ее группой, потому что она никогда не существовала сколь-нибудь продолжительное время. Просто мастодонт московской рок-журналистики Сергей Гурьев со своим другом-однокашником Максимом Волковым время от времени забавлялись таким образом. Если бы они серьезно к этому относились... Например, чтобы выступить на фестивале «Индюки», за неделю сделали какую-то программу, и все. В последнее время они нередко выступают в разных клубах, но, в основном, просто Максим берет гитару не из дома, а там, на площадке у кого-то занимает, они предварительно выпивают изрядное количество спиртного, выходят на сцену и устраивают такое вот…

— То есть ты сейчас там не играешь?

АК: Была идея возродить электрический состав и прочее, но сейчас — я не знаю.

— Но альбом-то они записали без тебя?

АК: Записали в домашних условиях, на четырехканальной портостудии.

— А как тебя на «Светозар» занесло?

АК: Просто Наташа Маркова увлекалась КАЛИНОВЫМ МОСТОМ. На каком-то мероприятии в клубе «Форпост» после концерта подошел ко мне ее теперь уже бывший муж, Леша Марков, и сказал: «Тут с тобой одна девушка хочет познакомиться. Она такая страстная поклонница КАЛИНОВА МОСТА. Ну, познакомился я, оказалось — Наташа Маркова. Девушка талантливая, но ее погубило то, что она все хотела делать как КАЛИНОВ МОСТ — музыку, слова, прическу, форму одежды. И ей хотелось, чтобы на альбоме было все как у Ревякина. А поскольку Смоленцев отказался играть на этом альбоме, хотя она его приглашала, пришлось мне… А я не мог отказаться — неудобно, просят, что же я... Но, кстати сказать, медвежья услуга, потому что если послушать, что я там наиграл... А все потому что я предупреждал: чтобы что-то сделать нормальное при моих возможностях, надо репетировать. А у них студийное время надо было экономить, чтобы денег поменьше заплатить. Мне говорят: «Ну, ты приди просто посмотреть, и флейту на всякий случай захвати». Я захватил. Меня поставили, говорят: «Играй. Что хочешь, то и играй». Я и сыграл, что хотел. Вот результат. В общем-то, с КАЛИНОВЫМ МОСТОМ примерно то же самое получилось.

— В «Узарене» ты играешь две ноты, по-моему, на первой песне. Но все так органично...

АК: На запись альбома было два часа, а материала, который планировался, ровно час, потом в альбом вошло 40 минут, потому что его на виниле выпускали. И я ни одной песни до этого не слышал. Может быть, какие-нибудь суперпрофессионалы и смогли бы сыграть, но это было что-то очень импровизационное.

— Давай о «мостовском» твоем периоде поговорим.

АК: Ну, это очень все просто. Хотя я до этого играл в группах, все они были далеки от моего идеала. А КАЛИНОВ МОСТ был ближе всего. И, конечно, мне это все нравилось, я тогда был совсем не таким, как сейчас, то есть наивным до ужаса. Мне казалось, что эти музыканты совсем не такие, как те, с которыми я сейчас общаюсь, они особенные. Само движение, идея, они там этим живут, у них братство и т. д. А оказалось, что все совсем не так...

А познакомился просто. На фестивале «Индюки», где я с ЧИСТОЙ ЛЮБОВЬЮ выступал, я сказал Гурьеву: «Гурьев, познакомь меня с КАЛИНОВЫМ МОСТОМ, а то мне самому очень трудно». Я хотел там играть за много лет до того. С тех пор, как услышал, мне казалось, что это мне близко по-настоящему. Но вот как-то раньше не случилось, потому что они из Новосибирска, в Москве бывали редко, а если и бывали, то я не знал. И Гурьев пообещал, что познакомит. А поскольку он был одним из организаторов «Индюков», он все время был занят, бегал, его на части рвали. До концерта я его не мог поймать, после концерта я его отловил, он сказал, что сейчас подойдет, и опять пропал. А я смотрю, уже открывается дверь гримерки, стоит Ревякин в верхней одежде. Подумал: «Сейчас или никогда». Просто подошел, не помня себя от страха, и стал что-то плести: вот, я такой большой любитель группы, играю немножко на духовых, так хочется попробовать. Он задал мне несколько вопросов, типа год рождения, число и месяц, кто по Зодиаку... Сказал: «Ладно, сойдет, пиши телефон», дал мне телефон гостиницы. Позвонил — «Давай, приезжай». Приехал я в гостиницу. Посидели, пообщались, я флейту с собой взял, сам не знаю, зачем. Потом все разошлись, остался один Ревякин, взял гитару и начал что-то наигрывать. И всем своим видом дал понять, что мне тоже надо взять инструмент, что я пришел к нему в группу. Я взял флейту, и от страха у меня как-то очень хорошо получилось, я очень удачно сымпровизировал, так что он сразу начал звонить: «Давайте, ребята, мы тут так классно играем, зря вы ушли». Все пришли, и тут-то все и пропало, тут я начал мимо нот горбатого лепить... Ну, неважно. Ревякин сказал: «Знаешь, где "SNC"?» — «Знаю» — «Приходи туда завтра к десяти часам со всеми своими инструментами». А записывался там «Узарень»...

Фото  Оксаны Чернавских

А чуть позже «Дарзу» примерно таким же образом писали, только времени было не два часа, а чуть больше, но это большой роли все равно не сыграло. Ревякину в тот момент я показался интересным. Или свои ребята надоели... Он со мной носился как курица с яйцом.

— Ты сказал «любимая игрушка»...

АК: Да, и какие-то были концерты в то время. По Московской области, где-то еще... Вот так удалось мне поучаствовать. А потом мы закончили записи, все поразъехались с тем, чтобы встретиться в Новосибирске на презентации к тому времени уже записанного, практически изданного альбома «Выворотень». Он вышел спустя год после записи, и примерно через месяц после того, как «Дарзу» закончили писать. Я полетел в Новосибирск... И тут узнал, что Ревякин приехать не может, потому что его в дурку сдали. У него там какие-то проблемы начались, и родители его, от греха подальше... Думали, что ему там помогут. Ну, не знаю, у меня такое ощущение, что там — коновалы. В презентации БГ БЭНД участвовал. Пришлось БГ БЭНДУ и за КАЛИНОВ МОСТ, и за себя — концерт-то не отменили, но из презентации ничего не вышло. По Новосибирску я шлялся долго, недели две. Жил и у Васи, у Андрея, у всех по очереди. Хорошо было.

— Понравился город?

АК: Очень понравился. Там люди гораздо проще, естественнее, искреннее...

Для меня это время, безусловно, было хорошим. А потом, когда родители поняли, что в Читинской больнице Диме делают вообще неизвестно что, его при помощи друзей — Кинчева, Стаса Намина — привезли в Москву, на Каширскую. Я его встречал в аэропорту, у меня уже машина стояла нанятая, чтобы его больного-несчастного отвезти. А Кинчев подошел в последний момент, поздоровался и сказал: «Леша, я забираю его к себе, все, машину отпускай», взял в охапку и увез вместе с матерью. А на следующий день Костик позвонил: «Дима попросил гитару, а у меня сейчас нет. У тебя есть гитара?» — «Ну, я найду». Отвез гитару ему на Каширку, потом ездил к нему почти каждый день.

А потом произошла неприятность. Мама Димина считала, что все эти его проблемы оттого, что он иногда курит травку. И она, познакомившись со мной, сначала тоже хорошо относилась, а потом спросила: «А ты, Леша, куришь травку?», и я сказал честно: «Нет». Хотя в процессе общения с МОСТОМ, когда они все там курили, мне, чтобы не быть белой вороной, приходилось делать вид, и это видел Димин брат еще в Новосибирске. Он сказал маме: «Этот Леша тебя обманул». А у них в Читинской области, видимо, сказать неправду — это из ряда вон. Такие там традиции. Когда она узнала, что я ее обманул, дико осерчала и дала понять, что таким, как я, не место в группе КАЛИНОВ МОСТ. А поскольку она на Диму сильно влияет, я думаю, с этого момента началось Димино во мне разочарование.

— Это в каком году происходило?

АК: Все в том же 91-м.

— Но, тем не менее, ты до 1993 года с ними общался, Новый год они у тебя встречали...

АК: С этого момента Дима потерял интерес ко мне, а участником группы я никогда и не был, это была только видимость. Хотя у меня до сих пор сохранился слайд обложки «Узарень», где я записан в составе группы, а не «при участии...». Но поскольку альбом вышел только через два года, успели переделать обложку и все там пересмотреть. А хотели его выпустить быстро.

Главная моя заслуга не в том, что я там играл, а в том, что альбом «Дарза» вышел. Все делали Гена Четин и я. А выпустить виниловый альбом тогда было во сто крат сложнее, чем сидюшку сейчас.

— То есть ты больше техническое содействие оказывал?

АК: Я надеялся, что Дима поправится, все возобновится, будем играть. Я к тому времени уже имел возможность поработать на записи, чтобы не кое-как, а нормально играть. Но когда они все собрались, всплыло очень много внутренних проблем, Ревякин с Новым, 1992 годом позвонил поздравить, и заявил, что вообще не хочет больше заниматься группой, а будет сольно выступать под гитару, и на фиг ему ничего не нужно. Все были в трансе, потому что никто ничем больше не занимался, не работал...

Но тогда у меня еще были робкие надежды, что, может быть, что-то из этого получится. И действительно, 31 декабря 1993 года утром позвонил Ревякин и говорит: «Что делаешь?» — «Дома сижу» — «Ну, давай мы к тебе приедем». Я думал, вот, как-то опять... Но ничего не получилось — Васька напился, Дима расстроился. Ну, видимо, неинтересный получился Новый год. И с тех пор я очень четко понял, что КАЛИНОВ МОСТ и я — это абсолютно разные истории, и меня там не хотят ни в каком виде. И тогда у меня уже были все эти песни, которые ВЕРТОГРАД до сих пор играет — «Закрома» и прочие. Все они написаны с 1991-го по 1993 год, тогда я их пел под гитару, многим нравилось. И я чувствовал, что пора это самостоятельно играть.

— Когда ты начал состав подбирать?

АК: Вот в 1993-м и начал. Раньше всех я познакомился с Ильей Петрухиным — бас-гитаристом. Помогла Наташа Челищева из Питера, она приехала в Москву, и муж одной из ее подруг, Костя, привел своего друга (учились в одной группе в институте), я им спел под гитару песенки, и с тех пор пошел отсчет времени. Илья согласился. Костя Гарбыш — он ни на чем играть не умел, но думал, что перкуссии со временем научится. Со временем Костя откололся, но его роль на этом не закончилась. Позже он привел нам Сергея — барабанщика, а потом мы начали общаться, дружить, встречаться, искали недостающих членов группы. Много всяких людей приходило, но ничего не получалось, до тех пор, пока на стене магазина «Ноты» я не увидел объявление следующего содержания: «Гитарист, мыслящий в манере LED ZEPPELIN, JETHRO TULL, ищет группу. Просьба оставить телефон«. Я вписал туда свой телефон. Через несколько дней мне позвонил Миша, пришел. Я показал свои вещи, он сказал: «Да, интересно, но я хочу всех обойти, прежде чем дам ответ», а потом еще раз позвонил и сказал, что ничего лучше не нашел, и готов с нами поиграть. Потом Миша пропал — на лето куда-то уехал, объявился в сентябре, в конце осени мы что-то начали делать, и дня за три, от силы за пять до фестиваля «Аку-Рок-2» подготовили акустическую программу. И там мы впервые и сыграли. В качестве перкуссиониста играл Мишин друг Леша. Это был самый конец 1994-го года. После чего Миша заявил, что играть в акустике неинтересно, и, пока я не найду базу, никакого смысла нет. И опять исчез.

И тут началась полоса чудес. Я не только нашел базу очень скоро, а нашел ее напротив собственного дома. К тому времени у меня уже были заготовлены колонки, усилители, барабаны, я всеми способами покупал что-то по дешевке, находил какие-то средства. Мы тут же все это перенесли в этот подвал. Тогда там даже пола не было — земля, со стен текло — черте что. Но все-таки это было помещение. Мы там все привели в порядок и стали репетировать.

— Это был какой состав?

АК: Самый первый: Илья Петрухин, Миша Зонов, а на барабанах пробовал играть Леша — Мишин друг. Играл он не очень хорошо, точнее, просто плохо. И мы мечтали барабанщика найти. И тут появился Костя. Познакомился я с ним, наверное, за год то того момента, как он пришел в группу. К музыке, которую я ему тогда показывал, он относился крайне отрицательно, говорил, что это ужас какой-то. Поэтому мне даже в голову не приходило звать его в группу. А когда появился бас, барабаны — все, мы с Ильей приволокли туда старый советский синтезатор «Юность». Просто он мешался дома, и когда этот синтезатор там появился, как-то зашел туда Костя (он жил недалеко), чего-то поиграл, попиликал, и сам напросился. Его никто не звал. Я сказал: «Костя, ты же сам говорил, что все, что мы играем, — кошмар». — «Ну, это было тогда, сейчас я уже не совсем так думаю».

— Не планировались клавиши, что ли?

АК: Нет. Но раз человек сам предложил свои услуги... Ну, что, начал ходить. И чуть позже тот самый Костя Гарбыш, которого привел Илья, в один прекрасный день по нашей с Ильей просьбе познакомил нас с Сергеем, который оказался просто... Самый потрясающий человек, которого я знаю. А музыкант — в отдельности. Очень талантливый человек.

И такой окончательный состав сформировался в 1995 году, и первый полноценный концерт — уже с Сергеем — мы сыграли в конце мая — в начале июня. В ДК МАИ, с большим успехом, что странно. Первый раз вышли на сцену, и люди нас приняли очень хорошо.

— А магнитоальбом когда вы записали?

АК: В том же 1995 году летом, после первого концерта. Его писали у меня дома. В антисанитарных, кустарных условиях. Музыка-то не односложная, тут столько всяких проблем — ускорение-замедление, стоп-таймы, Бог знает что. В домашних условиях это сделать очень сложно, даже в студии сложно. Тут требуются, во-первых, музыканты очень высокого класса, вся эта звукорежиссура, а у нас ни того, ни другого не было. И как мы все это писали... Но тем, кто будет слушать музыку, не объяснишь: мол, извините, ребята, тут плохо, потому что то-то, то-то и то-то... им это неважно. На мой взгляд, это слушать нормально нельзя, потому что есть масса огрехов. Это могут слушать только люди, которые интересуются подобной музыкой, прощая все, зная, в каких условиях приходится это все делать, но, по большому счету, это отличается как небо и земля от того, как должно быть записано.

— Потом у вас концерты какие-то были?

АК: Концертов было много... Не так много, как могло бы быть, потому что у нас никто этим не занимался, никогда не было директора, администратора — человека энергичного, который на себя бы это взял. В основном, делал это все я, другие начали что-то делать...

— А почему вы до сих пор не удосужились записать нормальный полноценный альбом?

АК: Возможности нет. Чтобы записать нормальный полноценный альбом, нужны деньги, студия.

— А вроде того, как ЧИСТАЯ ЛЮБОВЬ писала?

АК: Такой у нас уже есть, я бы даже сказал, получше.

— Ну, находят как-то люди деньги? Вот Наташа Маркова нашла, Умка...

АК: Наташа Маркова нашла не деньги, она нашла Бегемота, который давно имел к ней притязания какие-то, а когда разошлась с Лешей Марковым, стала жить с Бегемотом гражданским браком. И Бегемот вложил деньги. У него были друзья, они работали в студии, за которую нужно было платить, но не столько — поработать 10 часов, а заплатить за 5. А что касается Умки — это легендарная личность. У нее музыка, которую можно записать на раз, а у нас арт-рок, который живьем никак не запишешь. Вот если бы мы в поте лица по 10 часов в день репетировали, может быть, тогда бы у нас все получилось.

— Как бы ты сам определил свою музыку?

АК: Тут обработка, много текста на одной ноте... Я бы это назвал скоморошьей скороговоркой.

— Ты как-то говорил, что благодарен Ревякину за то, что он тебя подвигнул изучать монгольскую культуру...

АК: До знакомства с Ревякиным она меня вообще не интересовала. Настолько далек был от этого! А он, называя свою музыку монгольской, рассказывая о месте, где он живет, и это место, где зарождалась будущая империя Чингисхана, меня заинтересовало. Потом я просто почитал об этом, и меня это захватило. Нам кажется, что это периферия истории. Мы все-таки больше европейцы, а в Европе очень силен евроцентризм, т. е. Европа — это центр мироздания, а все остальное — периферия, эти монголы и т. д. А на самом деле европейцы с рационализмом и прочим — тупиковая ветвь в развитии цивилизации. И меня это все очень увлекло. Я думал, это все кровожадные монголы, орда — пришли, покрошили всех, а на самом деле никто не знает, как это все было. Но существуют совершенно иные исторические гипотезы, если все факты сопоставить...

— А что в группе сегодня творится?

АК: У нас было много проблем. В основном проблемы связаны с Костей. Видимо, мы люди настолько разные... Конфронтация у нас двоих, с остальными он ладит. Что касается деятельности группы, — то он готов и авторства меня лишить по непонятным причинам. По большому счету, если бы удалось записать нормальный полноценный альбом...

Надо сказать, что случился очередной довольно резкий уход Кости. Он в очередной раз продемонстрировал очень неадекватную реакцию на мою, в общем-то, невинную оплошность... Все остальные бы это в шутку как-то перевели... Hу, не смог с нервами своими справиться. У меня достаточно хрупкая такая психика. А он источал злобу, а потом ушел.

— Я слышала, что вы подыскиваете ему замену.

АК: Замену ему всегда подыскивали, но получалось так, что чаще он сам возвращался. Его никто не звал, как и не звал в группу. За пять лет он уходил пять раз, и каждый раз начинались поиски клавишника. Приходили люди, но никто не оставался.

— А если без клавиш?

АК: Без клавиш пока трудно. Миша думает, что надо новую программу делать, потому что старую ворошить без клавиш трудно. Песни есть, но это все писалось в расчете на состав с клавишами.

— Сейчас группа в подвешенном состоянии?

АК: Нужна все время какая-то подпитка.

— Какую подпитку ты имеешь в виду?

АК: Даже тот факт, что ты пришла и включила диктофон...

— Ситуация хуже некуда. Вы играли не раз и не два, но у вас не сформировалась аудитория.

АК: Мы и не стараемся всячески себя подать...

Айна
Осень 1999 г.

Рейтинг@Mail.ru
Rambler's Top100