Интервью с Алексеем Калябиным: «Пока неслась моя телега под уклон»
Журнал «Rock For» (Москва), N°4-5, осень-лето 2000-2001
— Расскажи немного о своем музыкантском
прошлом. Как ты начинал?
Алексей Калябин:
Обыкновенно, как все — еще в школе. И тянуло меня к музыке серьезной,
сложной, к серьезным текстам, и при этом всегда приветствовалось какое-то
фолковое начало. Когда я был совсем молодым, отечественной рок-музыки,
способной заинтересовать меня тогдашнего, практически не было.
Конечно, был АКВАРИУМ, но я про него ничего не слышал. Это были 70-е
годы — начало 80-х. Услышав JETHRO TULL, я нашел в нем все
составляющие, для меня близкие к идеалу. Во-первых, ряд альбомов сюитной
формы со сложнейшими философскими текстами, во-вторых, музыка впечатляющая,
аромат средневековья, что-то старинное, фольклорное. Это все для меня настолько
интересно звучало… Мне всегда хотелось, если будет группа, чтобы она
играла такую музыку — сложную, с запахом старины и с элементами народного
не в академическом представлении — русский народный хор песни и
пляски, — а в каком-то собственном смысле, и на отечественном материале.
Зачем из себя шотландцев или ирландцев строить, не будучи ими? Это
как-то даже неинтересно. В конечном итоге приходишь к тому, что надо быть
самим собой.
— Ты послушал JETHRO TULL и взял в руки...
АК: ...флейту. Но не потому, что JETHRO TULL послушал, а потому
что на гитарах играли все. Это наиболее доступный инструмент — за 16
рублей можно было купить. На трех аккордах практически всякий может.
— Но, чтобы песню сочинить, гитара нужна...
АК: А я не собирался песни сочинять — просто музыку играть.
Я, помнится, выменял свою первую блок-флейту у приятеля на приемник
коротковолновый. Научился играть на ней какие-то мелодии уже через несколько
часов, а через два дня выступал в педагогическом институте на вечере английского
языка.Флейта настолько пришлась мне по душе! Я носил ее все время с собой
и что-то наигрывал. Как-то сидел и играл на лужайке, на территории института,
подошел ко мне какой-то дядька и сказал: «Что это тут такое?»
— «Да, вот, флейта». — «А не хочешь на
саксофоне научиться играть?» — «Хочу, а как?»
— «Приходи ко мне», — и дал адрес какого-то ДК.
Дал мне со склада заржавленный румынский саксофон — я его два дня отчищал,
— и оказалось: аппликатура саксофона очень похожа на аппликатуру флейты,
только звукоизвлечение другое. Играть, конечно, значительно тяжелее во всех
смыслах… Блок-флейта — родоначальница этой группы инструментов, они все
по одному принципу сделаны. Я тогда это почувствовал, и те мелодии, которые
к тому времени насвистывал, довольно скоро научился играть на саксофоне. А потом
мне сильно повезло. Началась перестройка, «новая волна», (всю
музыку, не похожую на МАШИНУ ВРЕМЕНИ или хард-рок, называли «новой
волной»), и присутствие в группе духового инструмента, особенно саксофона,
считалось просто... А саксофонистов в этой среде практически не было, и брали
меня куда угодно, несмотря на то, что играл я ужасно. Будь я таким гитаристом,
дальше собственной квартиры мой гитаризм бы не продвинулся.
Поиграл я с десятком групп, набрался опыта...
— Как насчет группы ЧИСТАЯ ЛЮБОВЬ?
АК: Я даже не могу назвать ее группой, потому что она никогда не
существовала сколь-нибудь продолжительное время. Просто мастодонт московской
рок-журналистики Сергей Гурьев со своим другом-однокашником Максимом Волковым
время от времени забавлялись таким образом. Если бы они серьезно к этому
относились... Например, чтобы выступить на фестивале «Индюки»,
за неделю сделали какую-то программу, и все. В последнее время они нередко
выступают в разных клубах, но, в основном, просто Максим берет гитару не из
дома, а там, на площадке у кого-то занимает, они предварительно выпивают
изрядное количество спиртного, выходят на сцену и устраивают такое вот…
— То есть ты сейчас там не играешь?
АК: Была идея возродить электрический состав и прочее, но сейчас —
я не знаю.
— Но альбом-то они записали без тебя?
АК: Записали в домашних условиях, на четырехканальной портостудии.
— А как тебя на «Светозар» занесло?
АК: Просто Наташа Маркова увлекалась КАЛИНОВЫМ МОСТОМ.
На каком-то мероприятии в клубе «Форпост» после концерта подошел
ко мне ее теперь уже бывший муж, Леша Марков, и сказал: «Тут с тобой одна
девушка хочет познакомиться. Она такая страстная поклонница КАЛИНОВА МОСТА.
Ну, познакомился я, оказалось — Наташа Маркова. Девушка талантливая,
но ее погубило то, что она все хотела делать как КАЛИНОВ МОСТ —
музыку, слова, прическу, форму одежды. И ей хотелось, чтобы на альбоме было
все как у Ревякина. А поскольку Смоленцев отказался играть на этом альбоме,
хотя она его приглашала, пришлось мне… А я не мог отказаться — неудобно,
просят, что же я... Но, кстати сказать, медвежья услуга, потому что если
послушать, что я там наиграл... А все потому что я предупреждал: чтобы что-то
сделать нормальное при моих возможностях, надо репетировать. А у них студийное
время надо было экономить, чтобы денег поменьше заплатить. Мне говорят:
«Ну, ты приди просто посмотреть, и флейту на всякий случай захвати».
Я захватил. Меня поставили, говорят: «Играй. Что хочешь, то и играй».
Я и сыграл, что хотел. Вот результат. В общем-то, с КАЛИНОВЫМ МОСТОМ
примерно то же самое получилось.
— В «Узарене» ты играешь две
ноты, по-моему, на первой песне. Но все так органично...
АК: На запись альбома было два часа, а материала, который
планировался, ровно час, потом в альбом вошло 40 минут, потому что его на
виниле выпускали. И я ни одной песни до этого не слышал. Может быть,
какие-нибудь суперпрофессионалы и смогли бы сыграть, но это было что-то очень
импровизационное.
— Давай о «мостовском» твоем
периоде поговорим.
АК: Ну, это очень все просто. Хотя я до этого играл в группах, все
они были далеки от моего идеала. А КАЛИНОВ МОСТ был ближе всего.
И, конечно, мне это все нравилось, я тогда был совсем не таким, как сейчас,
то есть наивным до ужаса. Мне казалось, что эти музыканты совсем не такие,
как те, с которыми я сейчас общаюсь, они особенные. Само движение, идея,
они там этим живут, у них братство и т. д. А оказалось, что все совсем
не так...
А познакомился просто. На фестивале «Индюки», где я с
ЧИСТОЙ ЛЮБОВЬЮ выступал, я сказал Гурьеву: «Гурьев, познакомь меня
с КАЛИНОВЫМ МОСТОМ, а то мне самому очень трудно». Я хотел там
играть за много лет до того. С тех пор, как услышал, мне казалось, что это мне
близко по-настоящему. Но вот как-то раньше не случилось, потому что они из
Новосибирска, в Москве бывали редко, а если и бывали, то я не знал. И Гурьев
пообещал, что познакомит. А поскольку он был одним из организаторов
«Индюков», он все время был занят, бегал, его на части рвали.
До концерта я его не мог поймать, после концерта я его отловил, он сказал, что
сейчас подойдет, и опять пропал. А я смотрю, уже открывается дверь гримерки,
стоит Ревякин в верхней одежде. Подумал: «Сейчас или никогда».
Просто подошел, не помня себя от страха, и стал что-то плести: вот, я такой
большой любитель группы, играю немножко на духовых, так хочется попробовать.
Он задал мне несколько вопросов, типа год рождения, число и месяц, кто
по Зодиаку... Сказал: «Ладно, сойдет, пиши телефон», дал мне телефон
гостиницы. Позвонил — «Давай, приезжай». Приехал я в
гостиницу. Посидели, пообщались, я флейту с собой взял, сам не знаю, зачем.
Потом все разошлись, остался один Ревякин, взял гитару и начал что-то
наигрывать. И всем своим видом дал понять, что мне тоже надо взять инструмент,
что я пришел к нему в группу. Я взял флейту, и от страха у меня как-то
очень хорошо получилось, я очень удачно сымпровизировал, так что он сразу начал
звонить: «Давайте, ребята, мы тут так классно играем, зря вы ушли».
Все пришли, и тут-то все и пропало, тут я начал мимо нот горбатого лепить...
Ну, неважно. Ревякин сказал: «Знаешь, где "SNC"?»
— «Знаю» — «Приходи туда завтра
к десяти часам со всеми своими инструментами». А записывался там
«Узарень»...
А чуть позже «Дарзу» примерно таким же образом писали, только
времени было не два часа, а чуть больше, но это большой роли все равно не
сыграло. Ревякину в тот момент я показался интересным. Или свои ребята надоели...
Он со мной носился как курица с яйцом.
— Ты сказал «любимая игрушка»...
АК: Да, и какие-то были концерты в то время. По Московской области,
где-то еще... Вот так удалось мне поучаствовать. А потом мы закончили записи,
все поразъехались с тем, чтобы встретиться в Новосибирске на презентации
к тому времени уже записанного, практически изданного альбома
«Выворотень». Он вышел спустя год после записи, и примерно через
месяц после того, как «Дарзу» закончили писать. Я полетел в
Новосибирск... И тут узнал, что Ревякин приехать не может, потому что его
в дурку сдали. У него там какие-то проблемы начались, и родители его, от греха
подальше... Думали, что ему там помогут. Ну, не знаю, у меня такое ощущение,
что там — коновалы. В презентации БГ БЭНД участвовал.
Пришлось БГ БЭНДУ и за КАЛИНОВ МОСТ, и за себя — концерт-то
не отменили, но из презентации ничего не вышло. По Новосибирску я шлялся долго,
недели две. Жил и у Васи, у Андрея, у всех по очереди. Хорошо было.
— Понравился город?
АК: Очень понравился. Там люди гораздо проще, естественнее,
искреннее...
Для меня это время, безусловно, было хорошим. А потом, когда родители
поняли, что в Читинской больнице Диме делают вообще неизвестно что, его при
помощи друзей — Кинчева, Стаса Намина — привезли в Москву,
на Каширскую. Я его встречал в аэропорту, у меня уже машина стояла нанятая,
чтобы его больного-несчастного отвезти. А Кинчев подошел в последний момент,
поздоровался и сказал: «Леша, я забираю его к себе, все, машину
отпускай», взял в охапку и увез вместе с матерью. А на следующий день
Костик позвонил: «Дима попросил гитару, а у меня сейчас нет. У тебя
есть гитара?» — «Ну, я найду». Отвез гитару ему
на Каширку, потом ездил к нему почти каждый день.
А потом произошла неприятность. Мама Димина считала, что все эти его
проблемы оттого, что он иногда курит травку. И она, познакомившись со мной,
сначала тоже хорошо относилась, а потом спросила: «А ты, Леша, куришь
травку?», и я сказал честно: «Нет». Хотя в процессе общения
с МОСТОМ, когда они все там курили, мне, чтобы не быть белой вороной,
приходилось делать вид, и это видел Димин брат еще в Новосибирске. Он сказал
маме: «Этот Леша тебя обманул». А у них в Читинской области,
видимо, сказать неправду — это из ряда вон. Такие там традиции.
Когда она узнала, что я ее обманул, дико осерчала и дала понять, что таким,
как я, не место в группе КАЛИНОВ МОСТ. А поскольку она на Диму сильно
влияет, я думаю, с этого момента началось Димино во мне разочарование.
— Это в каком году происходило?
АК: Все в том же 91-м.
— Но, тем не менее, ты до 1993 года с ними
общался, Новый год они у тебя встречали...
АК: С этого момента Дима потерял интерес ко мне, а участником группы
я никогда и не был, это была только видимость. Хотя у меня до сих пор сохранился
слайд обложки «Узарень», где я записан в составе группы, а не
«при участии...». Но поскольку альбом вышел только через два года,
успели переделать обложку и все там пересмотреть. А хотели его выпустить
быстро.
Главная моя заслуга не в том, что я там играл, а в том, что альбом
«Дарза» вышел. Все делали Гена Четин и я. А выпустить виниловый
альбом тогда было во сто крат сложнее, чем сидюшку сейчас.
— То есть ты больше техническое содействие
оказывал?
АК: Я надеялся, что Дима поправится, все возобновится, будем играть.
Я к тому времени уже имел возможность поработать на записи, чтобы не кое-как,
а нормально играть. Но когда они все собрались, всплыло очень много внутренних
проблем, Ревякин с Новым, 1992 годом позвонил поздравить, и заявил, что вообще
не хочет больше заниматься группой, а будет сольно выступать под гитару, и на
фиг ему ничего не нужно. Все были в трансе, потому что никто ничем больше
не занимался, не работал...
Но тогда у меня еще были робкие надежды, что, может быть, что-то из этого
получится. И действительно, 31 декабря 1993 года утром позвонил Ревякин и
говорит: «Что делаешь?» — «Дома сижу»
— «Ну, давай мы к тебе приедем». Я думал, вот, как-то
опять... Но ничего не получилось — Васька напился, Дима расстроился.
Ну, видимо, неинтересный получился Новый год. И с тех пор я очень четко понял,
что КАЛИНОВ МОСТ и я — это абсолютно разные истории, и меня там
не хотят ни в каком виде. И тогда у меня уже были все эти песни, которые
ВЕРТОГРАД до сих пор играет — «Закрома» и прочие.
Все они написаны с 1991-го по 1993 год, тогда я их пел под гитару, многим
нравилось. И я чувствовал, что пора это самостоятельно играть.
— Когда ты начал состав подбирать?
АК: Вот в 1993-м и начал. Раньше всех я познакомился с Ильей
Петрухиным — бас-гитаристом. Помогла Наташа Челищева из Питера, она
приехала в Москву, и муж одной из ее подруг, Костя, привел своего друга
(учились в одной группе в институте), я им спел под гитару песенки, и с тех пор
пошел отсчет времени. Илья согласился. Костя Гарбыш — он ни на чем играть
не умел, но думал, что перкуссии со временем научится. Со временем Костя
откололся, но его роль на этом не закончилась. Позже он привел нам Сергея —
барабанщика, а потом мы начали общаться, дружить, встречаться, искали
недостающих членов группы. Много всяких людей приходило, но ничего не
получалось, до тех пор, пока на стене магазина «Ноты» я не увидел
объявление следующего содержания: «Гитарист, мыслящий в манере
LED ZEPPELIN, JETHRO TULL, ищет группу. Просьба оставить
телефон«. Я вписал туда свой телефон. Через несколько дней мне позвонил
Миша, пришел. Я показал свои вещи, он сказал: «Да, интересно, но я хочу
всех обойти, прежде чем дам ответ», а потом еще раз позвонил и сказал,
что ничего лучше не нашел, и готов с нами поиграть. Потом Миша пропал —
на лето куда-то уехал, объявился в сентябре, в конце осени мы что-то начали
делать, и дня за три, от силы за пять до фестиваля «Аку-Рок-2»
подготовили акустическую программу. И там мы впервые и сыграли. В качестве
перкуссиониста играл Мишин друг Леша. Это был самый конец 1994-го года. После
чего Миша заявил, что играть в акустике неинтересно, и, пока я не найду базу,
никакого смысла нет. И опять исчез.
И тут началась полоса чудес. Я не только нашел базу очень скоро, а нашел ее
напротив собственного дома. К тому времени у меня уже были заготовлены колонки,
усилители, барабаны, я всеми способами покупал что-то по дешевке, находил
какие-то средства. Мы тут же все это перенесли в этот подвал. Тогда там даже
пола не было — земля, со стен текло — черте что. Но все-таки это
было помещение. Мы там все привели в порядок и стали репетировать.
— Это был какой состав?
АК: Самый первый: Илья Петрухин, Миша Зонов, а на барабанах пробовал
играть Леша — Мишин друг. Играл он не очень хорошо, точнее, просто плохо.
И мы мечтали барабанщика найти. И тут появился Костя. Познакомился я с ним,
наверное, за год то того момента, как он пришел в группу. К музыке, которую
я ему тогда показывал, он относился крайне отрицательно, говорил, что это ужас
какой-то. Поэтому мне даже в голову не приходило звать его в группу.
А когда появился бас, барабаны — все, мы с Ильей приволокли туда
старый советский синтезатор «Юность». Просто он мешался дома,
и когда этот синтезатор там появился, как-то зашел туда Костя (он жил недалеко),
чего-то поиграл, попиликал, и сам напросился. Его никто не звал. Я сказал:
«Костя, ты же сам говорил, что все, что мы играем, — кошмар».
— «Ну, это было тогда, сейчас я уже не совсем так думаю».
— Не планировались клавиши, что ли?
АК: Нет. Но раз человек сам предложил свои услуги... Ну, что, начал
ходить. И чуть позже тот самый Костя Гарбыш, которого привел Илья, в один
прекрасный день по нашей с Ильей просьбе познакомил нас с Сергеем, который
оказался просто... Самый потрясающий человек, которого я знаю. А музыкант —
в отдельности. Очень талантливый человек.
И такой окончательный состав сформировался в 1995 году, и первый полноценный
концерт — уже с Сергеем — мы сыграли в конце мая — в
начале июня. В ДК МАИ, с большим успехом, что странно. Первый раз
вышли на сцену, и люди нас приняли очень хорошо.
— А магнитоальбом когда вы записали?
АК: В том же 1995 году летом, после первого концерта. Его писали у
меня дома. В антисанитарных, кустарных условиях. Музыка-то не односложная,
тут столько всяких проблем — ускорение-замедление, стоп-таймы, Бог знает
что. В домашних условиях это сделать очень сложно, даже в студии сложно.
Тут требуются, во-первых, музыканты очень высокого класса, вся эта
звукорежиссура, а у нас ни того, ни другого не было. И как мы все это писали...
Но тем, кто будет слушать музыку, не объяснишь: мол, извините, ребята,
тут плохо, потому что то-то, то-то и то-то... им это неважно. На мой взгляд,
это слушать нормально нельзя, потому что есть масса огрехов. Это могут слушать
только люди, которые интересуются подобной музыкой, прощая все, зная,
в каких условиях приходится это все делать, но, по большому счету,
это отличается как небо и земля от того, как должно быть записано.
— Потом у вас концерты какие-то были?
АК: Концертов было много... Не так много, как могло бы быть,
потому что у нас никто этим не занимался, никогда не было директора,
администратора — человека энергичного, который на себя бы это взял.
В основном, делал это все я, другие начали что-то делать...
— А почему вы до сих пор не удосужились записать
нормальный полноценный альбом?
АК: Возможности нет. Чтобы записать нормальный полноценный альбом,
нужны деньги, студия.
— А вроде того, как ЧИСТАЯ ЛЮБОВЬ писала?
АК: Такой у нас уже есть, я бы даже сказал, получше.
— Ну, находят как-то люди деньги? Вот
Наташа Маркова нашла, Умка...
АК: Наташа Маркова нашла не деньги, она нашла Бегемота, который
давно имел к ней притязания какие-то, а когда разошлась с Лешей Марковым,
стала жить с Бегемотом гражданским браком. И Бегемот вложил деньги. У него были
друзья, они работали в студии, за которую нужно было платить, но не столько —
поработать 10 часов, а заплатить за 5. А что касается Умки — это
легендарная личность. У нее музыка, которую можно записать на раз, а у нас
арт-рок, который живьем никак не запишешь. Вот если бы мы в поте лица по 10
часов в день репетировали, может быть, тогда бы у нас все получилось.
— Как бы ты сам определил свою музыку?
АК: Тут обработка, много текста на одной ноте... Я бы это назвал
скоморошьей скороговоркой.
— Ты как-то говорил, что благодарен Ревякину
за то, что он тебя подвигнул изучать монгольскую культуру...
АК: До знакомства с Ревякиным она меня вообще не интересовала.
Настолько далек был от этого! А он, называя свою музыку монгольской,
рассказывая о месте, где он живет, и это место, где зарождалась будущая
империя Чингисхана, меня заинтересовало. Потом я просто почитал об этом, и меня
это захватило. Нам кажется, что это периферия истории. Мы все-таки больше
европейцы, а в Европе очень силен евроцентризм, т. е. Европа — это центр
мироздания, а все остальное — периферия, эти монголы и т. д. А на самом
деле европейцы с рационализмом и прочим — тупиковая ветвь в развитии
цивилизации. И меня это все очень увлекло. Я думал, это все кровожадные
монголы, орда — пришли, покрошили всех, а на самом деле никто не знает,
как это все было. Но существуют совершенно иные исторические
гипотезы, если все факты сопоставить...
— А что в группе сегодня творится?
АК: У нас было много проблем. В основном проблемы связаны с Костей.
Видимо, мы люди настолько разные... Конфронтация у нас двоих, с остальными он
ладит. Что касается деятельности группы, — то он готов и авторства меня
лишить по непонятным причинам. По большому счету, если бы удалось записать
нормальный полноценный альбом...
Надо сказать, что случился очередной довольно резкий уход Кости. Он в
очередной раз продемонстрировал очень неадекватную реакцию на мою, в общем-то,
невинную оплошность... Все остальные бы это в шутку как-то перевели... Hу,
не смог с нервами своими справиться. У меня достаточно хрупкая такая психика.
А он источал злобу, а потом ушел.
— Я слышала, что вы подыскиваете ему замену.
АК: Замену ему всегда подыскивали, но получалось так, что чаще он
сам возвращался. Его никто не звал, как и не звал в группу. За пять лет он
уходил пять раз, и каждый раз начинались поиски клавишника. Приходили люди,
но никто не оставался.
— А если без клавиш?
АК: Без клавиш пока трудно. Миша думает, что надо новую программу
делать, потому что старую ворошить без
клавиш трудно. Песни есть, но это все писалось в расчете на состав с клавишами.
— Сейчас группа в подвешенном состоянии?
АК: Нужна все время какая-то подпитка.
— Какую подпитку ты имеешь в виду?
АК: Даже тот факт, что ты пришла и включила диктофон...
— Ситуация хуже некуда. Вы играли не раз и
не два, но у вас не сформировалась аудитория.
АК: Мы и не стараемся всячески себя подать...
Айна
Осень 1999 г.