Подписка на новости
Подписаться
Отписаться


«Сказка», которую Наталья стала сочинять недавно.

Калитка на заднем дворе немного заросла кипреем. Жаль обрывать цветы, но Фанни относила их домой и бабушка добавляла их в чай. Чай становится душистый, вкусный и очень полезный. Фанни срывает кипрея ровно столько, чтоб можно было приоткрыть калитку и протиснуться через неё. Приоткроешь калитку, за ней слева — зелёный соседский забор, а впереди и везде — трава, трава и тонкие тропинки, а одна из тропинок — к озеру. Приоткроешь калитку другой раз, за ней снова соседский забор и просторы с тропинками! Раз, другой, четвёртый, открыла, закрыла, открыла. И — оп! — прямо перед тобой дом Тильды! Фанни была здесь всего несколько раз.

Громко хлопая уголками, мимо Фанни пронеслась влажная наволочка. Значит Тильда наверняка дома, она не любит оставлять мокрое бельё сушиться без надзора. Мокрое бельё тяжёлое; если сорвалось с верёвки может неуклюже брякнуться на землю и снова испачкаться, Тильде придётся его перестирывать. Кому такое понравится! Вообще, за этим должен следить Конфловер, но он — вот, дремлет у ступенек в тени.

Словно заигрывая с девочкой, наволочка облетала двор широкими кругами. Она изящно планировала и колыхалась от лёгкого ветерка. Это было неожиданно красиво. То ли огромная вечерняя бабочка, не слишком яркая. То ли большая лёгкая птица с пёстрыми крыльями. Где летают такие бабочки,- какие же там должны быть цветы?! Огромные, как целый зонт или даже больше. Яркие. Наверное, очень-очень душистые. И среди таких цветов прыгают здоровенные кузнечики размером с кошку. А наверху громко жужжат гигантские пчёлы, которым, разумеется, тоже нравятся эти огромные цветы. Такие пчёлки могут приносить мёд не по капельке, а по целой ложке! Вот польза-то!.. Зато если такую пчёлку нечаянно разозлить... Дальше оставаться в фантазиях Фанни не захотелось.

Осторожно, чтобы не побеспокоить Конфловера, девочка поднялась по ступенькам, приоткрыла дверь, заглянула внутрь дома и шёпотом позвала:

— Тильда...

Тишина. Фанни шагнула через порог не закрывая, на всякий случай, дверь.

— Тильда, — снова позвала она.

— Заходи, — прозвучало в ответ. Голос негромкий, тёплый. Незнакомый, но совсем не пугающий. Только странно, в комнате никого нет. Вроде бы нет.

— А вы где? — спросила Фанни.

— А я здесь, — улыбнулся незнакомый голос.

Фанни, замерев, прислушалась. Может, услышит дыхание или шорох какой-нибудь?..

...Действительно, звуков вокруг получалось сколько угодно. За окном шелестят деревья. Громко свистят и чирикают птички. Тикают на стене большие часы. Хотя — нет, слово «тикают» к этим часам вовсе не подходит. Тикают, мелко и суетливо, вон те красные часики на столе. А настенные часы отсчитывают время, медленно и степенно. Когда слушаешь маленькие часы, внутри образуется быстрота. Хочется что-нибудь делать, делать, быстро, вприпрыжку, скорее, скорее! Тик-тик-тик-тик, чик-чик-чик-чик! А у больших часов время идёт неторопливо, не пробегая, не разбрызгивая звонкие секундочки. У больших часов приходит задумчивость и основательность. Как будто ты стал дедушкой. Можно взять газету или книгу, сесть в большое удобное кресло и, не спеша, читать о чём-то важном... Или не читать, а просто поглаживать задремавшего у тебя на коленях кота. И думать о разном, спокойно и добро...

— Ладно, ладно! — донёсся с улицы голос Тильды. Из окна Фанни увидела нагруженную сеном телегу. На телеге — женщина. Женщина махнула рукой, телега поехала. Не сама, конечно, поехала; там ещё две лошади были.

А Тильда вместе с Конфловером большими сачками ловили порхающую наволочку. Точно, как бабочку! Фанни выбежала во двор, Тильда отдала ей свой сачок и девочка с настоящим восторгом стала подкрадываться, подпрыгивать, гоняться за ловкой лёгкой наволочкой.



За обедом Тильда сказала, что на той неделе надо бы найти брата, передать ему цыплёнка. Если вернётся Инвой Джет.

— На всякий случай напомните, пожалуйста, мне об этом, — попросила она.

— А если нет?.. Если Инвой не вернётся? — спросил Конфловер. И сам продолжил. — Тогда искать будем мы. И брата и Джета. Да?

Тильда кивнула.

— А где их искать? — Конфловер обводил пальцем рисунок на скатерти. — Где искать, а?..

— Сначала ищут рядом. Потом чуть подальше. Потом ищут во всяких потайных местечках, обычно все прячутся там. А если нет, тогда, если можно, ищут далеко... Но это уже трудно. Чем дальше спрятался, тем труднее найти. А если спрятался далеко, да ещё в каком-нибудь хитром месте, то будет совсем трудно найти. Тогда вообще можно не искать, он сам вылезет и найдётся, — пока Фанни рассказывала правила, Тильда внимательно смотрела на неё, а Конфловер всё возил пальцем по скатерти.

— Он, конечно, вылезет и найдётся, — как-то недовольно подтвердил Конфловер. — Вопрос только, когда вылезет?.. И где.

— В целом план замечательный, — сказала Тильда проворно убирая со стола. — Но пока нечего волноваться, Инвой Джет наверняка где-то близко.

Про брата Тильды и про цыплёнка, которого ему надо передать — это всё понятно. Тильда, наверное, купила цыплят и одного хочет отдать брату, а брат где-то путешествует, а цыплёнок может испортиться, если пролежит в холодильнике слишком долго. (Фанни предположила что это цыплята для еды. Потому что если бы это были настоящие живые цыплятки, они бегали бы во дворе и пищали, Фанни их обязательно заметила бы.) А вот кто такой Инвой Джет и что такое может случиться из-за чего он может не вернуться — этого Фанни не знала. Она осторожно полюбопытствовала:

— А Инвой Джет — это кто?..

— А Инвой Джет — это кто? — повторил за ней Конфловер.

Вопрос так и повис в воздухе без ответа. И Фанни не решилась повторить его ещё раз.



Некоторые вопросы, на которые тебе не ответили, забываются очень быстро, иногда буквально тотчас же. Другие помнятся дольше, но в результате тоже забываются или перестают интересовать, или, что бывает чаще всего, ответы на них находятся как-то сами собой. А ещё бывает вот как: вопрос повторяется сколько-то раз (не важно, вслух или молча), ответа нет. И ты чувствуешь, что этот вопрос начинает расти, увеличиваться у тебя в голове. Ну, например как большой надувной мячик. Он становится всё больше и больше. А для других мыслей места всё меньше и меньше. Даже когда смотришь на что-то — внутри глаз всё, на что ты смотришь, упирается в этот огромный вопрос. И когда спишь. И когда ешь. И вообще.

Несколько ночей подряд Фанни снился Инвой Джет. Это был большой пёс, вроде добермана. Он мчался вдоль малолюдного шоссе, по обочине. Так быстро, что не каждый успел бы даже заметить его...

...Очень крупный кот отдыхает, растянувшись на нижнем суку раскидистого старого-старого дерева. Листья тихонько шумят, кот щурится от бегающих по дереву солнечных пятнышек...

...Всё небо, от края до края, залито молоком. Над миром повисло безграничное облако-дымка, где ярким белёсым кругляшом обозначено солнце. Вдалеке над городом появляются тёмные точки. Точки движутся к лесу, приближаются, приближаются, и через секунды отчётливо различимы несколько птиц. Они как будто гонят одну. Или наоборот — гонятся за ней. Внезапно, всего на миг, в воздухе образуется что-то вроде большого стеклянного шара. Птица, летевшая впереди, исчезает... Или она упала?.. Остальные будто по команде разворачиваются и улетают назад...

...Кот, птица, собака, летучая мышь... Инвой Джет снился Фанни то в образе какого-нибудь животного или птицы, то он был человеком, а то и вообще — облаком.



За окном темно. Комнату освещает маленькая жёлтая звёздочка у кровати. Можно сделать, чтобы она светила ярче или слабее. Фанни делает ярче. Хочется спать, но внутри, как мотылёк вокруг лампочки, что-то настойчиво кружится. Оно мешает спокойно лежать и пытаться уснуть. Фанни взяла книжку с красивыми картинками и сказками, но мотылёк внутри разгоняет слова и буквы, не даёт читать. Можно пойти в комнату брата, растолкать его, пожаловаться на плохой сон. Он станет спрашивать, успокаивать. Он уступит Фанни свою постель, она залезет под одеяло, а он устроится в маленьком кресле рядом с кроватью, возьмёт сестрёнку за руку, и будет дремать сидя, до самого утра.

Можно пойти и к маме или к бабушке с дедушкой. Но они не станут так просыпаться, чтобы поговорить прямо сейчас, ночью. Они ласково сонно погладят по голове, по спинке и, обняв, быстро заснут вместе с доченькой-внученькой.

Сунув ноги в плюшевые тапочки, укутавшись мягким пледом, Фанни выглядывает из комнаты. Зеркало в коридоре тускло отражает лунный свет. Полная тишина, ни шороха. Девочка подкрадывается к комнате брата, стараясь тоже не создать ни единого шороха.

...А что сейчас на улице?.. Вдруг привидения?! Было бы неплохо подружиться с нестрашным добрым привидением!

Не успев даже подумать о страшных, Фанни уже оказалась на дорожке возле дома... Ну и ничего особенного, всё как днём. Только темнее. И запахи очень свежие и густые, днём такие бывают только после ливня. И конечно — звёзды, звёзды!

Едва не задев плечо девочки, в воздухе что-то мелькнуло и пропало. Совсем рядом закричала птица. Из кустов — через дорожку, в другой куст — одним прыжком проскочил не то кот, не то заяц. Та птица громко копошится на верхушке дерева. Наверное, потягиваясь расправляет крылья прежде чем снов устроиться в гнезде.

С каждой минутой звуков и движения вокруг становится всё больше. Ночные жители быстро освоились с присутствием Фанни. Темнота уже не кажется действительно тёмной; тишина совсем не такая тихая, как должно быть ночью.

И жизнь вовсе не замерла до утра! Со всех сторон слышно торопливое топанье, сопение, фырканье, шуршание. В траве, на деревьях, на дорожках. Даже в воздухе — звенят, пищат крошечные мошки; толсто гудят пролетающие рядом жуки. И... И пахнет чем-то вкусным!.. Нет, это не сладкий запах цветов, не яблони, не аппетитные запахи с зелёных грядок. Это запах пирога! Ночью, посреди сада, в таинственности и в лунном свете пахнет тёплым ягодным пирогом!

Отойти от дома боязно, но любопытство и нос становятся сейчас главными. Да и что плохого может случиться, если диких зверей здесь не водится, и людей поблизости в такое время не видно-не слышно. Все-все соседи спят... Все, да не все, ведь кто-то же печёт пироги? Фанни почти сразу догадалась, кто.

Тильда, конечно!... Что скажет Тильда, если сейчас заявиться в гости? Удобно ли приходить в гости ночью, даже если хозяйка точно не спит? — Размышляя об этом, Фанни в нерешительности открывает и закрывает, открывает и закрывает калитку на заднем дворе. Вот уже и дом Тильды. Точно, свет горит. Глядя на окна, Фанни пытается угадать, надо ли войти или для этой ночи впечатлений уже достаточно и лучше вернуться домой?..

— Чего заглядываешь, заходи если пришла.

Фанни даже подскочила от неожиданности: прямо перед ней, по ту сторону калитки, стоит Конфловер. И, между прочим, держит приличный кусок пирога. И ест его.

У Тильды в гостях ещё два человека, не считая Фанни. И не считая Конфловера, он вообще не гость, он здесь живёт.

Появлению девочки никто, похоже, не удивился. Странно, кстати, что Конфловер оказался у калитки одновременно с Фанни, как будто специально подошёл встретить её.

За столом негромкий разговор о чём-то неинтересном. Говорят, сухое сено купить стало труднее, а недосушенное — нехорошее, для чего-то там не годится. Нарочно ли его не досушивают или виновата погода, хотя погода вроде обычная...

Странно устроены взрослые. Разве могут быть кому-нибудь в самом деле интересны такие разговоры?... А о маленькой гостье они все как будто забыли! Дали большую чашку чая, большущий кусочище пирога и — забыли!

...Про цыплят сказали. Что их, наверное, всего несколько штук и есть на десятки ближних и дальних городов, деревень и их окрестностей. А может и нескольких не наберётся даже...

Подумаешь, редкость какая! У Фанни в деревне некоторые держат кур. У кур — цыплята, целые выводки. И в соседних деревнях тоже. Можно взять и купить этих цыплят сколько угодно! А можно и так утащить несколько штук, бесплатно. Всё равно иногда птенчики пропадают. Бывает, кошка утащит или птица лесная хищная.

Фанни хотела рассказать, но говорить с набитым ртом неприлично и неудобно. А пока она дожёвывала и запивала, разговор зашёл уже о чём-то другом. К тому же от вкусного пирога, от горячего душистого чая, от негромких голосов, от мягкого света над столом, от того, что ночь; от всего этого вместе и наверное от чего-то всякого другого, — да, девочка очень-очень захотела спать...



— Фанни, солнышко, вставай, завтрак уже ждёт.

Фанни проснулась от маминых поцелуев. Мама мелко-мелко целовала в шейку и дышала в неё щекотным воздухом.

Девочка села в кровати, удивлённо оглядывая комнату. Нет, с комнатой всё в порядке, ничего нового. Но как Фанни оказалась у себя дома, если, кажется, уснула-то в гостях у Тильды?.. Нельзя же где-то уснуть, потом дойти до дома, никого не разбудив пробраться в свою комнату, переодеться и, не проснувшись, лечь спать в свою постельку... Переодеваться, правда, почти не пришлось, к Тильде девочка явилась прямо в пижаме, только плед сверху наброшен. Его-то и тапочки скинуть с себя — недолго и несложно. Но в остальном всё совершенно не понятно... А может, никуда она и не ходила, только в сад ненадолго?.. Всё равно, как из сада обратно в комнату пришла — опять не помнит. И так и сяк нескладно что-то получается.



Для Тильды прошедший день тоже получился нескладным. Но по-другому. Конечно, те её гости вовсе не случайно засиделись за разговорами до глубокой ночи. Несколько дней назад вернулся Инвой Джет. Тильда попросила отыскать её брата. Инвой рассказал что встретил Маркуса (брата Тильды) как раз с неделю назад, даже переночевал у него. Маркус жиёт сейчас в хижине у Коралловой реки и, судя по всему, в самое ближайшее время место менять не планирует.

Вот это удача! Коралловая река — чудесное место! Берега, поросшие высокими непроходимыми травами. Вековые деревья. Гнездовье и убежище осторожным птицам. Вся эта благодать заповедная почти не тронута людьми. Потому что многие сильно недолюбливают Коралловую реку и держатся подальше от неё и от её берегов. Потому что, бывает, её прозрачные воды неожиданно окрашиваются в ярко-коралловый цвет. А когда вновь очищаются, в глубине, на песке и камнях, коралловый оттенок сохраняется ещё очень надолго. Суеверные считают эту реку нечистой. С бесовщиной то есть. Хотя давно известно: здесь водится огромное множество самых разных рыбёшек и сред них — рыбки циннамоны.

Циннамоны перемещаются большими стайками. Их чешуйки выделяют жидкость такого вот густого морковно-алого цвета. К тому же, если вынуть из воды песок или камень с осевшей на него жидкостью циннамона, вы почувствуете запах корицы. Запах очень въедливый, сильный и резкий. В общем, ничего бесовского во всём этом нет. Конечно, жидкость циннамонов немного ядовита, но только если проглотить её в достаточном количестве. А кто же станет добровольно облизывать речные камни и глотать обычный песок?

Когда Инвой Джет сообщил о новом жилье Маркуса, Тильда объявила что нужно как можно скорее переправить туда птенца. Птенцу не место в подвале, где его приходилось прятать до сих пор.

До Коралловой реки добираться недолго, чуть больше часа. Если это день. Ночью, понятно, выйдет дольше. Тем более, когда не с пустыми руками идёшь. Инвой Джет будет рядом, но в некоторых случаях помощника из него не получится, самого уберечь бы. Идти надо будет под вечер. Чтобы и ночь уже скоро, людей поменьше встретится; и дорогу ещё разобрать не трудно. Кого же позвать в попутчики?.. Кого? — раз Ева принесла этого птенца, то Ева со своим мужем пусть и помогают.

Переносная клетка не очень большая, но для этого малыша будет вполне удобна в дороге. Хотя в подвале у Тильды он жил без всяких клеток и, конечно, к ним не привык.

Утром назначенного дня Тильда заметила незнакомых юношу и девушку. Когда Тильда направилась в магазин, они прогуливались вдоль улицы. Возвращаясь домой, она увидела их сидящими на скамейке у дома молочника. Потом они опять гуляли, потом сидели возле дома бабушки Агаты...

Во второй половине дня, как договаривались, к Тильде пришла Ева со своим мужем. Выпили чаю, обсудили новости, и свои и соседские. Уже можно бы отправляться в дорогу. Но... Но те незнакомые юноша с девушкой весь день на улице, никуда не делись до сих пор. Ждут что ли кого-то? Или что-то разузнать думают, высмотреть?

Конфловер то и дело во двор выходит, вроде как по хозяйству, а заодно глянуть, не ушла ли эта парочка подозрительная. Дело к вечеру. Птенец уже несколько часов закрыт в клетке. Чтобы в любой момент можно было взять и пойти, не расходуя время на его поимку. Малыш в клетке почти весь день проспал. Время от времени открывая глаза он не мог придумать чем можно было бы заняться. Ни перелететь, ни полазить, здесь даже крылья не расправить как следует. Сначала птенец терпеливо закрывал свои круглые глазёнки и опять засыпал. Но чем дольше, тем меньше оставалось терпения. Он громким писком стал требовать свободы и внимания. Совершенно справедливо. Вот только нести по улице приличных размеров сумку полную сена, в котором спрятана клетка, и кто-то там верещит и трепыхается... Вряд ли можно рассчитывать, что встречные прохожие не заметят и не обратят внимания.

Незнакомая юная пара, проболтавшись тут целый день, наконец исчезла. Однако за столиком у кондитерской объявился старичок. Неприметный такой вроде. Купил какой-то напиток, рядом бумажный кулёчек на столе. Сидит покуривает, смакует свой напиток, поглядывает вокруг, а особенно в сторону дома Тильды. И, совершенно точно, никуда не торопится. Старичок тоже не местный, как и те парень с девушкой. Может, конечно, никакой связи между теми и этим незнакомцами нет. Может и смотрит он совсем не на дом Тильды, а просто, по совпадению, в ту сторону. Там ведь не один только её дом, есть и другие.

Смущает то, что слишком открыто эти чужаки тут разгуливают. Если бы шпионили, наверное, постарались бы как-то не так заметно, не посреди улицы мельтешить. А ещё лучше — подослать специально обученное животное. Или птицу. Бывают такие.

Хорошо бы как-нибудь ненавязчиво, как будто случайно познакомиться со старичком, разговорить его. Вдруг окажется, что он просто приехал повидать подросших внучат? Или что когда-то давно он здесь жил и теперь, оказавшись зачем-нибудь неподалёку, завернул в городок своей молодости взглянуть на родные улицы?

Посовещавшись, решили, что насчёт познакомиться — да, стоит попробовать. Хуже-то не будет.

Чтобы старик не заметил, что «разведчик» вышел как раз из дома Тильды, да и вообще с той стороны, Инвой Джет воспользовался выходом с заднего двора, прошёл по другой улице и появился у кондитерской с противоположной стороны. Инвой купил большой бокал с тройной порцией крепкого кофе, пару бутербродов; сел за соседний столик, сбоку от старичка. Не совсем близко, но на достаточно удобном для беседы расстоянии.

У кондитерской стоят всего семь столиков, за двумя из которых тоже расположились посетители. Старичок не обратил на Инвоя никакого внимания. Соображая, как бы лучше начать беседу, Инвой украдкой разглядывает соседа. Прилично одетый очень пожилой мужчина с тонкими поджатыми губами и острыми глазками. Судя по виду, совсем не расположен к душевным разговорам со случайными встречными. Однако придётся всё-таки постараться.

Раз! — неловким движением Инвой Джет уронил со стола ложечку. Та, словно подыгрывая, громко звякнув, ударилась о металлическую ножку стола, подскочила на тротуарной плитке под ногами и оказалась почти под стулом старичка. Поднимая ложечку, Инвой извинился за неловкость и доставленное беспокойство. Сосед пожал плечами, молча кивнул и отвернулся...

— Простите, Вам не помешает если я закурю? — спросил Инвой выждав пару-тройку минут. Старик пожал плечами и после секундной паузы всё-таки произносит:

— Курите.

Инвой Джет и сам не отличается разговорчивостью, но в данной ситуации он не может просто встать и уйти. А очень хотелось бы! Инвой чувствует себя неуютно, даже глупо, но нужно ещё попытаться заговорить с этим неприятным стариком. Конечно с неприятным! Разве стал бы деликатный человек так упрямо игнорировать собеседника. Это, в конце концов, невежливо. Правда, навязываться в собеседники тоже невежливо. На месте старика Инвой, пожалуй, мог бы повести себя точно так же.

— Знаете, Вы так похожи на моего дядю, на брата моего отца. Я его не видел много лет. Он далеко отсюда живёт, очень далеко. Помню, когда я был ребёнком, он приезжал к нам. — Инвой начал говорить о своей семье, вспомнившиеся эпизоды из детства. Где-то он говорил правду, а большей частью фантазировал. Но фантазировал легко, убедительно. Волей-неволей старику пришлось всё это выслушивать. Он сидел с отстранённым лицом, но было заметно что монолог приставучего соседа всё-таки долетает до его ушей и, наверное, даже попадает в самый краешек сознания. На диалог Инвой уже не рассчитывает, но, вскользь, вставляет в свою речь вопросики, ответив на которые старик мог бы развеять опасения насчёт цели его присутствия. Или наоборот, укрепить эти опасения.

— ...у Вас ведь тоже есть любимые внучата? — не делая паузы Инвой вбрасывает маленький незначительный вопросик.

— Да, — вдруг отвечает старик. Прозвучало холодно. Наверное, думает, что по нелюбезному тону болтливый сосед поймёт наконец, что общение не состоится. Не тут-то было! Ответил одно, значит — всё, попался, ответит и ещё на несколько. Только не ошибиться бы с вопросиками.

— Я заметил, вы здесь долго сидите. Наверняка приехали как раз с внуками повидаться? Или к другим родственникам? Угадал?

— Нет, — не взглянув на Инвоя бросил старик.

— А я, знаете, тоже люблю иногда посидеть, поглядеть вокруг, понаблюдать. Кто-кто куда-то идёт, о чём-то думает. О чём? Вам не бывает любопытно, о чём думает какой-нибудь прохожий и куда он сейчас идёт? А?

— Нет.

Ну никак не хочет старик разговаривать! Бесполезно молоть всякую чушь.

— Вижу, вы не хотите говорить со мной. Что ж, благодарю Вас за терпение, приношу тысячу извинений за беспокойство.

— Ничего, — отозвался старик. Инвой даже малость удивился, не ожидал такой благосклонности от высокомерного соседа.



Ближе к ночи улицы совершенно опустели. Никого. Только свет в окнах домов... Идти что ли к реке-то? Или теперь уж подождать до рассвета?

Пожалуй, лучше подождать.

У Тильды несколько комнат. Две из них — большие, просторные. Остальные довольно маленькие, но очень уютные. Так что устроить гостей отдохнуть, подремать — пожалуйста, не проблема.

Птенца, кстати, из клетки вечером выпустили. Напрасно только весь день взаперти промаялся. Но никто же не знал, что так получится.

День прошёл, конечно, не только за посиделками да разговорами. Конфловер вместе с мужем Евы поправили, где требовалось, забор; собрали три новых скворечника взамен двух старых. Не помешало бы ещё несколько добавить, - в городе стало больше птичек, - но — ладно, в другой раз.

Тильда и Ева долго бродили по саду, по двору. Внимательно выискивали что-то вдоль забора. Показывали друг другу какие-то травинки, разглядывали, обсуждали. Насобирали каждая по букетику из разных листочков, травинок, веточек, вернулись в дом, на кухню. Баночки, ступки, что-то кипятится, что-то растирается, раскладывается врозь, ссыпается в одно. Не то лекарства готовятся, не то зелья. А потом, поздно вечером, даже правильнее сказать — ночью, Ева и Тильда придумали испечь пирог. Будет чем вкусно позавтракать.

Пирогов получилось целых два. Один решили съесть в два приёма: половину прямо сейчас, половину — утром. А второй отнести Маркусу.

До рассвета часов пять, по-хорошему всё равно не выспаться. Тильда капнула в чайник настойку левзеи,- утром будет легче проснуться. Сели ужинать. «Ужинавтракать» — сказал бы какой-нибудь талантливый ребёнок. Потому что ночь — слишком позднее время для ужина, а для завтрака ещё слишком рано. Правильно это или нет, но, по разным причинам, многим людям приходится есть ночью. И удивительно, что до сих пор не придумано определения для ночного приёма пищи.

Ладно, пусть — ужинать. Прихватив кусок пирога, Конфловер вышел проверить, всё ли во дворе в порядке, все ли двери закрыты. Не от людей, конечно; от них не закроешься. Да и соседи все люди приличные, ночами по чужим дворам не лазают. А вот зайцы, собаки, лисы, другая живность иногда могут позариться на чужое добро — на грядки в огороде или на съестные припасы.

Осторожные шаги по ту сторону забора. Калитка не скрипит, но ясно слышно как она открылась, прошелестев по траве. Фанни. Не отпуская ручку двери, девочка стоит, смотрит. В глазах блестит отражение света из окон. Конфловер рядом, справа от калитки, но Фанни его не видит, темно.

— Чего заглядываешь, заходи если пришла, — подождав минуту говорит Конфловер.

Фанни даже подскочила от неожиданности.

Дальше мы знаем. Они вошли в дом, девочку угостили чаем с пирогом, и вскоре она задремала, прислонившись спиной к стёганому лоскутному ковру на стене. А ещё через несколько минут маленькая гостья не просто дремала, а уже крепко спала. Инвой Джет взял девочку на руки, - она даже не проснулась ни на секундочку,- и понёс её домой.

Войдя в дом Фанни, он без труда нашёл комнату девочки — на двери наклеены бумажные цветочки, сердечки, бабочки. Инвой осторожно уложил Фанни в кроватку.

В детских комнатах всегда так много интересного! Разноцветные книжки, груды игрушек, бумажки, картинки, краски, карандаши, разные маленькие штучки. Особенный, неповторимый запах; воздух, до густоты пропитанный детскими тайнами, волнениями, восторгом.

Инвой Джет позволил себе чуть задержаться в этой комнате.

На столе кроме всего прочего — порванные бусики. Несколько пластмассовых шариков-бусинок скатились на пол, лежат там. Инвой поднял один шарик и, спрятав его в ладони, вышел из комнаты.



Настойка левзеи действует замечательно. Раннее-раннее утро, рассвет только наметился тонкой полоской на краешке неба слева. В доме Тильды все проснулись почти одновременно. Может быть оттого, что на кухне из стены выпал гвоздь и висевший на нём железный дуршлаг громко брякнул об пол. А может оттого, что Конфловер встал раньше всех, тихонько спустился в подвал, заманил птенчика снова в клетку и думал через часок разбудить остальных. Может, его ожидание было столь сильно, что, разлившись в воздухе, просочилось в разум спящих и заставило их тотчас же проснуться. (Вариант красивый и тоже вполне вероятный, но справедливости ради надо сказать, что вообще Конфловер не обладает такой силой энергии, чтобы одним своим каким-либо настроением будить спящих. Раньше, по крайней мере, такого не случалось.)

Проснулись все почти одновременно и, несмотря на то, что спали совсем немного, поднялись легко, свежие и бодрые. В дорогу отправиться решили сразу, сейчас же, даже не позавтракав.

Муж Евы несёт здоровенную сумку. В сумке — ворох сена. В ворохе сена — клетка. В клетке птенец. Птенец устал вчера, весь день просидев в этой клетке, зато потом всю ночь прыгал и летал в подвале,- опять устал. Когда Конфловер явился с намерением снова посадить малыша в клетку, тот почти не сопротивлялся и почти сам в неё залез. Устроился там на специальной толстой жёрдочке, нахохлился, закрыл глазки. Спать.

Инвой Джет тоже с вместительной сумкой. В ней пирог для Маркуса, — раз. Ещё пол пирога для всех, надо позавтракать у Маркуса когда придут. Или пообедать, это как получится. Немного гостинцев, бутылка воды — это в дороге надо, ну и ещё кой-какая мелочь.

Дамы Ева с Тильдой — тоже не с пустыми руками. У них маленькие сумочки-корзиночки на длинных ремешках. Узенькие, но высокие, плетёные из тонких прутиков.

Солнца ещё не видно, а небо уже светлое и облака снизу светятся жёлтым и розовым.

Тропинка ведёт через просторный луг, потом вдоль реденькой светлой рощи. Там, за рощей, все тропинки заканчиваются. Начинается подход к берегу Коралловой реки. Это ещё не сам берег, но и сюда люди обычно не ходят.

Небо светлое, но пока только оно; воздух ещё не прозрачный. Сырой и вязкий, не пропускает первых лучей. А трава под ногами, тропинка — совсем тёмные и мокрые. Как будто ночная мгла не отступает, не рассеивается, а, неохотно оседая, впитывается в землю.

Ева и Тильда идут впереди. Чуть отстав от них — муж Евы. И ещё дальше, последним — Инвой Джет. Ева то и дело останавливается, ждёт мужа, перекидывается с ним несколькими фразами, бежит, догоняет Тильду, болтает с ней, опять останавливается подождать мужа, потом опять догоняет Тильду. И так всю дорогу. Ева похожа на белочку. Ей необходимо двигаться, перебегать, подскакивать.

— Смотри! — она хватает Тильду за рукав. — Там кто-то есть! Лесовик! — она указывает на опушку рощи

— Не лесовик, а лесничий, — поправила Тильда. — Нет, здесь нет лесничего.

— Да, лесничий, — соглашается Ева. Дожидается мужа, рассказывает что сейчас видела на опушке лесничего, а, может, померещилось, деревья же и темновато. — Что птенчик? Спит?

— Спит вроде, не копошится.

Ева догоняет Тильду, сообщает, что птенец сидит тихо, всё нормально. Это хорошо. А вот заявление про лесничего — не хорошо. Тильда внимательно вглядывается в ряды деревьев... Нет там никого! Ева зря болтать не станет, но воображение у неё слишком активное, в этом Тильда убеждалась тысячу раз.

Инвой очутился рядом неожиданно и бесшумно.

— В роще кто-то есть.

— Да, мы знаем, — откликнулась Ева. — Что делать будем?

— Ничего пока. Идём.

...А что, в самом деле, можно сделать? Идём. Думаем о том, что в городе много людей, не нам одним могло понадобиться выбраться в лес в такую рань. Здесь ещё дозревают последние ягоды. А тем более — целебные травы. Травы и вовсе можно чуть не до самой зимы собирать. Бывают, думаем, совпадения. И, опять же, померещиться могло. Да, даже двоим... А сердце чаще застучало и внутри неприятно так.

— Ты что видел? — тихо спрашивает Ева.

— Я не понял. Кажется, это Берт.

— Он не появлялся в наших краях уже сколько лет. С тех пор как запрещали всякую нечисть...

— Берт не нечисть, — перебила Ева. — Его запрет не касался.

— Касался.

— Ой, а я боюсь этих духов, оборотней, всяких таких. Хотя они, конечно, тоже разные бывают. Но всё равно, лучше подальше от них держаться, так оно спокойнее и понятнее.

— Так уж и понятнее? — иронично переспрашивает муж Еву.

— Ну конечно! Добрые, не добрые, но люди есть люди. А духи — то появятся, то исчезнут, живут не поймёшь как. Странные. Разве узнаешь, что там у них в душе делается, в голове?.. У них ведь тоже душа есть, да? — Ева обращается к Тильде.

— Да, у них есть душа, — ответил вместо неё Инвой.

Ева хотела поинтересоваться, почему он так уверенно это говорит. Значит, наверное, есть знакомые из числа духов или изменённых? Тогда кто они, эти знакомые, и откуда он их знает? Тема-то ужасно любопытная и увлекательная!

До края рощи осталось минут десять ходу. Большая часть пути, можно сказать, пройдена. Солнце взошло, небо в редких облаках. Светло, жизнерадостно и не осталось места никаким сумеречным таинственностям. Понятно же, привидения, духи, изменённые — всё это выдумки. Страшилки для взрослых, чтоб жить было интереснее. Вот колдуны, знахари — они действительно встречаются. И не так уж редко. Например, Тильда. Знает травы, умеет лечить своими отварами, настойками. А что Тильда? Ева и сама в травах разбирается. Ничего сложного, главное запомнить всё хорошенько и не перепутать отраву с лекарством.

У колдунов наука сложнее, она не многим даётся. Человек должен быть особый, специальный. С колдовским талантом, с большой силой энергии. В Юксте, говорят, колдунов двое. А на вид они как обычные люди...

Роща пройдена, никто там больше не показался, не померещился... дальше труднее. Ни дорожек, ни тропинок. Нужно пробираться сквозь густые заросли трав. Где по колено, где по пояс, а где и ещё повыше. И земля под ногами не везде ровная; то бугорок, то впадинка попадаются... пока не наткнёшься — не заметишь. Ход сильно замедлился.

— Как думаешь, здесь змеи водятся? — интересуется Ева у мужа.

Правильный, кстати, вопрос. Ева-то, конечно, рассчитывает на отрицательный ответ. Муж пожал плечами и промолчал.

— Ты не знаешь, здесь есть змеи? — Вопрос переадресован к Тильде.

— Ну конечно есть! — Тильда, правда, сама их не видела, но в таком месте змеи обязательно должны быть! И змеи и все остальные. Кто угодно, кроме человека.

Далеко позади слышится лай собак. Инвой, не оборачиваясь, останавливается. Остальные проходят ещё несколько шагов.

— Сядьте, — говорит Инвой.

Ева собирается что-то спросить, Тильда тянет её за руку вниз:

— Садись.

— А что это? — спрашивает Ева уже сидя на корточках, пытаясь что-нибудь разглядеть сквозь траву. Благо, зелень закрывает их по самые макушки, если чуть пригнуться и не вытягивать шею.

Лай вроде не приближается, но и не утихает.

— А кто это? — опять спрашивает Ева.

— Не знаю пока, — шепчет Тильда. — Подождём немного.

К лаю примешиваются голоса. Они что-то кричат, но слов не разобрать, слишком далеко и мешают собаки.

— Это нам кричат? — спрашивает Ева.

Это хотелось бы знать всем. Глупо сидеть на корточках в траве, если нас давно заметили. И так же глупо внезапно обнаружиться, встать из укрытия, если до этого вы не были замечены... Сколько теперь так сидеть? Жаль, нельзя продолжать путь ползком!

— Эй, хватит прятаться, мы вас видели! — голоса уже ближе, отчётливо слышно о чём они кричат.

А Инвой Джет-то не укрылся в траве вместе со всеми! Он так и остался стоять навиду. Только разжал руку, освободившись от громоздкой сумки.

Лай довольно далеко, то есть расстояние от нас до них пока достаточно большое. Хорошо; так они могут не заметить движения навстречу. Инвой, не оборачиваясь, осторожно идёт назад и чуть в сторону. Осторожно, но быстро. Быстро, но так, чтобы плавно и незаметно. Трава колышется ветром, волнуется как лёгкий морской прибой. И в этом колыхании тонут шаги. Издалека трудно понять идёт ли человек или стоит на месте, посреди переливающейся зелени.

Чем ближе лай, тем медленнее продвигается Инвой... И вот — всё, стоп. К этому моменту ему удалось отойти от друзей не так далеко, как хотелось бы, но и то, считай, повезло.

— Ты кто?! Где остальные?! — догоняющие совсем рядом. То есть просто рядом, за спиной.

— Остальных нет, — Инвой поворачивается к ним. Это двое мужчин и три собаки.

— Как это «нет»? — переспрашивают догнавшие. — Эй, хватит прятаться, мы вас видели! — кричат они оба, глядя по сторонам поверх травы.

Слава Богу, Ева и её муж не совершили отважного жеста — не поднялись из укрытия. Тильда тоже, но она знает, что без необходимости лучше не вмешиваться, иначе можно только усложнить ситуацию.

— Где остальные? — снова спрашивают догнавшие. — Мы видели, ты шёл не один.

— Точно. Но они исчезли... Они духи.

— Духов запретили, — говорит один из догнавших.

Общение с духами — серьёзный проступок. Вот так запросто признаться в общении с духами может только дурень.

— У тебя есть разрешение находиться здесь ...с этими? Покажи.

Инвой честно признаётся, что у него нет такого разрешения.

— Тогда идём с нами, — говорят догнавшие.

Это наблюдатели. Они должны отвести к городскому конфессору-магистру. Там будет множество бессмысленных вопросов. Бессмысленных потому, что на них нет однозначного ответа. Или есть, но нормальному человеку вряд ли захочется его произнести. Фактически это ловушка. За общение с духами наказание бывает очень суровым.

Тильда видит как Инвой Джет уходит вместе с догнавшими. Понятно, дело плохо. Всего несколько минут нужны Инвою. Успокоиться, сосредоточиться. Он мог бы выпорхнуть птицей. Молнией! Никто не успел бы не то что выстрелить, - руку поднять! Мог бы затеряться в траве змеёй или юркой ящерицей. Но у Инвоя нет этих нескольких минут, а главное — позади собаки и они добросовестно караулят его, внимательно следят за каждым движением. Собаки умницы, отлично выполняют свою работу.

— Что теперь делать? — шёпотом спрашивает Ева.



Когда Инвой с сопровождающими совершенно скрылись из вида, муж Евы первым поднялся из травы. Вокруг снова всё спокойно. Бурное птичье утро, солнце обещает сегодня быть тёплым и ласковым. До Маркуса осталось идти совсем немного. Но если бы Инвой Джет был рядом, всё было бы проще. Он подробно рассказал? где находится хижина Маркуса, но рассказ — это только слова, когда ты видел своими глазами — это совсем другое дело.

Между прочим, сидеть во влажной траве ранним утром — неприятно и холодно. Так что имеет смысл идти как можно скорее. И согреться, и поскорее позавтракать, кушать уже хочется очень, а главное — подумать об Инвое. Где он может быть и как его оттуда выручать.

А вот и дополнительное огорчение — идти достаточно быстро не получается. Ведь теперь Еве и Тильде приходится нести сумку оставленную Инвоем. Они несут её то по очереди, то вместе, одна за одну ручку, другая — за другую. И так и эдак получается не очень тяжело, зато очень неудобно.

Идём молча. Что случилось, откуда взялись эти люди с собаками? Долго они шли за нами? Случайно нас увидели или прицельно выслеживали? Случайно увидели, это точно. Иначе давно заметили бы наши сумки и, конечно, отыскали бы их и проверили. А что будет? если сейчас они приведут Инвоя к главному конфессору и выяснят, что Инвой — изменённый? А наверняка же как-нибудь обнаружится... Нет, об этом даже думать не надо, Инвой ни в коем случае не должен попасть в магистрат.

Где ж тут искать хижину Маркуса?! Кругом старые деревья вперемежку с молоденькими тоненькими, непривычные цветочки, кустики и всякое такое. Это здесь везде! Инвой сказал, надо увидеть незаметный холм. Только как его увидеть, если он незаметный.

Тильда тащит сумку, пыталась угадать этот холм, и волнение постепенно сменяется на раздражённость. Надо было быть осмотрительнее; надо было заметить догонявших раньше и попытаться уйти. У них собаки, а у нас Инвой Джет. Он мог постараться что-нибудь придумать, а не взять и сдаться просто так. И надо было не тащить дальше эту дурацкую сумку, а заметить место и прийти забрать её позже, никуда она не делась бы, а если б и делась — невелика потеря. И если разобраться с самого начала, то не надо было Еве, в конце концов, подбирать в лесу этого птенца. Надо было там и оставить его, может там его гнездо. И его мама... Ну да, и его папа, и братья, сёстры, и бабушки с дедушками...

Почему, когда злишься, в голову приходят такие слова и мысли, от которых потом становится стыдно, а иногда даже страшно?.. Откуда у этого птенца могло быть гнездо, да ещё и с мамой? То есть оно, наверное, было, где-то ведь он родился. Только вряд ли в их лесу.

— Я думаю, может, не надо было тебе приносить птенчика? И вообще подбирать его, — Ева как будто подслушала мысли Тильды. — Сейчас было бы всё нормально.

— Да ничего не нормально, — Тильда остановилась, сбросила сумку с руки. — Где Инвой? Где Маркус? Сколько нам тут ещё ходить?

Ева пожала плечами, ухватилась за сумку, — теперь её очередь нести.

— Прекрасные дамы и господа, кого-то ищете? — раздалось рядом, из высокого раскидистого куста. — Вы прямо к моему столу, к завтраку!

Раздвинув ветки, изнутри куста вышел Маркус.

— Вы такие тихие, я вас заметил десять секунд назад! И то только потому, что вы заговорили. Устали, замёрзли? Утро прохладное. Но чудесное! Правда?.. Или нет?..

Добрались! Вот Маркус, вот мы, вот наша драгоценная ноша. Всё как надо, всё на своих местах. И всё кругом сразу светлее, теплее и радостнее.

— Правда, чудесное, — все вошли внутрь куста.

Вопреки ожиданиям, даже вчетвером здесь оказалось не тесно. Темновато только. Плотные заросли с густой листвой хорошо защищают от ветра, почти как настоящая стена. Большой спиленный пень и толстое лежащее бревно — это, понятно, стол со скамьёй. Маркус действительно собирался садиться завтракать. На столе в железной посудине дымится какое-то варево, чайник, банка с чем-то ягодным, с вареньем, надо полагать.

— Пойдём, поможешь мне, — Маркус с Тильдой уходят. Надо принести ещё посуду, для гостей.

Ева с мужем разгружают вторую сумку, ту, которая с гостинцами. Первую, с птенцом, пока не трогают, ею пусть сами хозяева занимаются.

Когда брат с сестрой возвращаются в куст, на столе красуется пирог, баночки, свёрточки.

— Вот это сюрприз! — восклицает Маркус. — Пирог! С чем? А, неважно с чем! Я уже не помню, когда ел настоящий пирог!

— Заходил бы ко мне почаще, почаще и пироги ел бы. И вообще еду нормальную, — Тильда расставляет на столе принесённую посуду. Берёт миску с варевом — с завтраком брата, потом, осторожно вдыхая, приближает к ней лицо. — Что это?

— А что? — Маркус подошёл, тоже понюхал миску в руках сестры. — Нормально пахнет.

— Из чего ты это приготовил?

Маркус забирает из рук Тильды миску, ставит обратно на край стола, накрывает другой миской.

— Потом съем, — говорит он. — Не обязательно её так нюхать.

В этот момент из второй сумки, которая до этого тихо стояла на земле, раздаётся громкий писк. Действительно, сколько можно оставаться без внимания! Сразу за писком — трепыхание, громкая возня. Птенчик, наконец, проснулся и требует свободы. Это знают все, кроме Маркуса. И всем, конечно, интересно и забавно видеть его реакцию! А он, опустив руки, озадаченно стоит перед сумкой.

— Сюрприииз! — объявляет Тильда. — Вытаскивай, это тебе.

— Я уже понял... Это коргиун? — Маркус спрашивает, а сам уже аккуратно выгребает из сумки сено.

Как будто сговорились, никто не ответил! Дамы только мотнули головой, мол, нет, не коргиун.

— Тогда кто?.. Он кусается? — Маркус взглянул на сестру. А у неё вид такой довольный!

— Да, — говорит. — Кусается. Но не очень больно.

Верхушка клетки. Маркус берётся за ручку-кольцо, тянет клетку из сумки. А там внутри пищит негодующим писком!

Сумка спадает на землю.

— Сова...

Птенчик прожил у Тильды почти месяц, привыкли и к нему и к мыслям о нём. Имени не придумывали, так и называли, птенчиком. И так получилось, что только сейчас впервые было произнесено вслух это слово — «сова». Слово в один миг приглушило утренний свет, взмахнуло крыльями и шариком тумана влетело в головы, а оттуда опустилось куда-то в живот и в ноги...

На самом деле, если говорить точнее, это не сова, а пока ещё маленький совёнок. Хотя суть от этого не меняется. И вот сейчас они оба, совёнок и Маркус, таращатся друг на друга.

Совёнку надоедает первому, он шумно встряхивается и опять начинает пищать. Но уже тише и как будто вежливее.

— Он хочет есть! — сунув клетку Еве, Маркус поспешно выходит. У него всегда найдутся угощения для любой живности.

Как и многие дети, будучи ребёнком, он тащил домой птичек и зверушек. Потерявшихся, больных, выпавших из гнезда. Родители ругали, опасаясь, что в дом попадёт какая-нибудь зараза, угрожали, что однажды выгонят вон всех этих пернатых и лохматых, но дальше ругани дело не шло. Родители были людьми умными, они решили отдать Маркусу старый сарай. Сарай всё равно уже слишком ветхий, давно пора построить новый. А мальчик пусть пока возится со своей живностью. Через несколько лет вырастет, сам бросит это увлечение. Многие через это проходили.

Маркус был в безмерном восторге от подаренной ему развалюхи! Ну ещё бы, не у каждого восьмилетнего мальчишки имеется сарай! Свой собственный! Часто, вернувшись из школы, он быстро выполнял домашние задания, а потом уходил в сарай и оставался там до позднего вечера. Там всегда было много дел. И, кроме постоянного ухода за питомцами, надо сделать сарай пригодным для жилья. Ведь сквозняки и сырость нехороши не только для людей. Родители разрешили пользоваться отцовскими инструментами. А в придачу к инструментам отец отсыпал в коробочку немного всякой металлической мелочи — гвозди, шурупы, крючки, скобки.

На свой день рождения Маркус попросил подарить ему банку краски. А лучше, если можно, две разные, чтоб красивее было. И больше ничего не надо. Краску ему подарили, целых три большие банки. И новенький набор настоящих рабочих кистей. Ну и, конечно, подарили что-то ещё, кроме этого, но о других подарках Маркус очень скоро позабыл.

Постепенно его сарайчик становился всё более обжитым и ухоженным, и теперь уж совсем не походил на прежнюю облезлую развалину, пригодную только для сваливания разного хлама, который пока жалко выбросить окончательно. Прошло полгода, потом ещё год. Предположение родителей не подтверждалось, Маркусу не только не надоело возиться с животными, а наоборот! Он брал в библиотеках книги об уходе, о лечении, о жизни птиц, зверей, а заодно и рыб и насекомых. Научился делать для них клетки и домики. Он приносил из лес брошенные птичьи гнёзда, самые разные, и, изучая их, научился мастерить настоящие гнёзда из веточек, травинок и прочего. Так, как их делают сами птицы.

Однажды одноклассник Маркуса пожаловался, что у него заболел любимый ручной крыс.

— Тронни уже несколько дней ничего не ест, сидит в углу, взъерошенный и грустный, и даже ко мне на руки идти не хочет. Мама сказала что он, наверное, не выживет и мне тогда купят другую крысу. А я не хочу другую, мне нужен только Тронни!

— Если хочешь, я могу попробовать вылечить его, — предложил Маркус.

После уроков он забрал крыса. А через неделю вернул его хозяину, здорового и упитанного. После этого к Маркусу стали обращаться ребята, у которых заболели любимые котята, птички, мышки, черепашки и кто угодно ещё. У очень красивой девочки, в которую влюблялись почти все мальчишки, жила дома большая удивительная бабочка. Её крылья были размером с блюдца. Голубые с лиловым и с песочными крапинками. Как-то раз она упала в тарелку с вишнёвым сиропом. Маркус потратил целый вечер чтобы составить целебный порошок, отдал его той очень красивой девочке, объяснил как лечить этим порошком крылья бабочки. Лекарство получилось настолько удачным, что пораненные крылышки не только зажили, а даже восстановился прежний цвет пыльцы.

Случалось, конечно, иногда лечение не помогало и животное (птичка, рыбка) погибало. Всё-таки Маркус не был сказочным всемогущим волшебником. Однако слухи о его способности вылечить кого угодно почти от любой напасти разлетались всё дальше и дальше. Теперь к нему обращались не только приятели — мальчики и девочки, но стали приходить и взрослые с просьбами посмотреть и помочь их животным. Собакам, козам, коровам, кроликам, курам, гусям... Всех не перечислить.

Поначалу родители Маркуса с опаской и недоверием относились к внезапной славе сына. Может ли тринадцатилетний подросток, по сути ещё ребёнок, быть столь умелым лекарем? Шутили, что если так, то пора открыть настоящую лечебницу и брать с пациентов плату. Большинство людей действительно хотели заплатить мальчику за его услуги. Он смущался и от денег отказывался. После этого некоторые приходили к ним домой, думая отдать деньги его родителям. Но и они деликатно, но твёрдо отказывались. Как можно взять деньги, которые заработал не ты? Если сын не хочет, это его решение.

В результате благодарные хозяева исцелённой живности придумали делать так, как обычно и происходит в подобных случаях. Люди стали приносить Маркусу то, чему он был рад и от чего не хотел отказаться. Например, хорошие книги, из своих домашних библиотек. Или новые, купленные специально для него.

Приносили проволоку, краски, клетки, инструменты. Всё, что могло пригодиться для постоянных работ, дел и переделок внутри его сарая. Приносили подарки для его сестёр. От этого мальчик тоже отказаться не мог, представляя, как маленькая Агата обрадуется новой кукле, игрушечному домику, пёстрому нарядному сарафанчику и разным другим малышовым штучкам. И для Тильды были подарки, посерьёзнее. Серебряные колечки, кружевные ленты, какие-то непонятные, но симпатичные девчоночьи радости. Ну и, конечно, сладости.

Случались и неприятные сюрпризы. Неприятно — это когда к твоим дверям подбрасывают маленького никому не нужного зверёныша, зная, что ты точно не выставишь его на улицу. Иногда даже не одного, а целый выводок таких никому не нужных. Как ни странно, если подкидыш оказывался диким зверёнышем — это было намного проще. Из диких чаще были даже не животные, а птенцы или раненые взрослые птицы. Маркус держал их у себя до тех пор, пока это было необходимо. Пока подопечный подрастал или пока нуждался в лечении. А после отпускал на свободу.

Намного хуже, когда приносили обычных щенят или котят. Их ведь в лес не выпустишь. И соседям не очень-то раздашь, у многих имеются собственные. Тут приходилось просить о помощи и родителей, и Тильду, и соседей, детей и взрослых.



Шорох шагов, шорох шагов, шорох шагов. Множество других звуков, даже очень громких, но их как будто нет, слышится только этот. Равномерный навязчивый шорох мешает думать... Или два конвоира впереди мешают думать? Или собаки?

Всё получилось неплохо, могло быть значительно хуже. Лучше когда в нежелательной ситуации оказывается всего один, а не несколько сразу. И благородство души говорит, что ты молодец, ты попал, зато уберёг друзей, это хорошо и правильно. Но есть другая часть души, о которой после не рассказывают друзьям. Эта часть души сильно омрачена несправедливостью: почему плохое происходит с тобой, а не с кем-нибудь другим? Да, в общем-то, с кем угодно!.. Такие мысли бывают... иногда. Но если стараешься как можно скорее найти удачный выход из неудачной ситуации — это очень отвлекает от многих ненужных мыслей.

Догнавшие ведут Инвоя в город той же дорогой, где Инвой проходил всего час назад, из города. Догнавшие между собой не переговариваются, но настроение у них бодрое, видно и по спинам, и по походке. Собаки тоже шли молча, но в какой-то момент Инвой услышал их тихое урчание. Собаки, видимо, настраивались поднять лай. Может они заметили присутствие Берта? Если, конечно, он действительно находится где-то поблизости. Было б очень кстати. Только вряд ли. Не знаю, почему «вряд ли», просто нет ощущения что Берт где-нибудь рядом. Однако собаки насторожились, зарычали громче.

Догнавшие услышали, шикнули на собак, остановились. Прислушиваются, приглядываются. Вроде слышен смех, девичий, звонкий... Между деревьями, кажется, мелькнуло пёстрое. Собаки наконец сообразили, разразились оголтелым лаем. Да, воспитание подводит, невозможно остаться незамеченными с такими собаками. Зато, правда, никуда не рвутся. Лают, хрипят, но стоят, как положено, за спиной у Инвоя.

Из рощи выходят девушки. В пёстрых нарядах, с корзинами. Смеются и как будто не замечают ни собак с их истошным лаем, никого. Целый хоровод длинноволосых красавиц. И, что немного странно, девушки не местные, не из Юксты. Юкста средний по величине город. Сотни и сотни домов, тысячи жителей. Наверное, даже несколько десятков тысяч. Невозможно оказаться знакомым с каждым, но большинство всё-таки знают друг друга хотя бы в лицо, или по каким-нибудь сплетням. Инвой Джет отметил, что не видел раньше ни одну из этих девушек. Ну, возможно они из соседнего города. Гуляли, гуляли, заплутали, вышли не на ту сторону рощи. Странно только, что в такую рань далековато зашли, но не с прошлого же вечера они по лесу плутают.

А девушки прошли мимо, как будто не заметили никого, но потом стали оборачиваться. Смеются, перешёптываются, переговариваются, и будто бы ненароком оглядываются. Догнавшие нехороши Инвою, а так-то - молодые мужчины, может и приятные на девичий взгляд. Может девчонкам поиграться с парнями хочется. Не опасно ведь, мужчин трое всего, а девушек восемь. Пусть и сильнее, а не сладят трое с восемью, если что. Да и какое «если что»?

Догнавшим, между прочим, внимание нравится. Они заставили умолкнуть собак, бодренько идут следом за девичьим хороводом.

— Интересно, как зовут того симпатичного, который слева? — спрашивает у подруг одна из девушек. Спрашивает громко, так, чтобы мужчины точно расслышали.

— Слева?! А по-моему симпатичнее тот, который справа! — говорит другая. Идут обсуждают сопровождающих Инвоя. А заодно их «миленьких пёсиков». И то и дело — « Ха-ха-ха! Ха-ха-ха!».

Догнавшим тоже хотелось бы пообщаться, посмеяться, но смущает то, что сейчас они всё-таки исполняют свою работу, а не просто гуляют. А девушки вьются впереди весёлой стайкой, дразнят и раззадоривают! И, в общем-то, что плохого случится, если немного поболтать с нечаянными попутчицами?

— Я поняла, они наверное не умеют разговаривать!

— Они немые?! Бедненькие!

— Неправда, я слышала, они на собачек своих ругались, не немые! Просто не хотят с нами разговаривать!

— Мы такие противные?!! Фууу!

И каждая фраза обязательно сопровождается фонтанами хохота.

— Ах так?! Давайте тогда тоже с ними не будем разговаривать! — девушки переглядываются и вдруг все одновременно умолкают, как по команде...

Сразу такая странная тишина! Они не только замолчали, но ещё и перестали оглядываться. Идут впереди восемь девушек, струятся по спинам длинные волосы. Идут плавно, беззвучно, как видение. Красиво. Но неуютно как-то. Даже собаки уши насторожили. Ведут Инвоя, а краем глаза на других тоже поглядывают, хотя так им не полагается.

Вдали уже просвечивают сквозь зелень крыши домов. Скоро город. Инвоя проводят в Хашдом. Некоторые живут там, в Хашдоме, всего несколько дней, другие — месяцы. Потом обсуждение магистрата, а дальше как повезёт. Можно надеяться что отпустят, бывает. Но лучше всё-таки не рассчитывать.

Птицы, шелест ветра, шорох шагов. И глубокая вибрирующая нота, едва уловимая, как будто происходящая прямо в голове. Она тянется и тянется, и усиливается, как мягкое сверло ввинчивается в виски. Девушки останавливаются, поворачиваются к мужчинам, берутся за руки. Крайняя из них идёт навстречу попутчикам, остальные за ней, растягиваясь в цепочку. И вибрирующая нота оказывается началом — восемь голосов сливаются в переливчатый распев, тёплый и нежный. Сюда же вплетаются и шорохи, и частое дыханье псов, и стройные девичьи фигурки, и тропина под ногами стал вязкой, тяжелее идти. А девушки, похоже, этого не замечают, придумали новую забаву — завести хоровод вокруг мужчин.

Очень хочется пить. С самого рассвета, даже чуть раньше, и до этого времени Инвой не только не ел, но и совсем ничего не пил, ни капли. Это уже несколько часов. А путь пройден немалый, туда и обратно. В горле пересохло и воздух, на самом деле прохладный, кажется сухим и чересчур тёплым. Вот бы дождь! От земли поднимается туман. Густой, влажный, но им, к сожалению, не напиться... А где же у девушек корзиночки? Когда они появились из рощи у некоторых были в руках небольшие корзиночки. С ягодами может быть. Сейчас попросить бы ягод горсть. Но лучше всё-таки воды... Мама пела много песен, она всё время пела. Стирала — пела, убиралась — пела, готовила, вязала, хозяйничала в саду — всегда что-нибудь напевала, со словами или без. Мама давно постарела, руки уже не такие проворные, не такой ухоженный сад. Но, как в детстве, замечательно вкусны её угощения, и её голос совсем не изменился, мама по-прежнему поёт, поёт, поёт. И вот эти девушки поют тоже очень красиво. Только никак не удаётся уловить слова. То ли поют на каком-то чужом языке, то ли на нашем, но почему-то ничего не понятно. И в глазах что-то мешается, как будто туман с пылью пополам. Мама говорит, это пролетел ночной эльф и, наверное, мешочек с сонным порошком у него был немножко дырявый...



Совёнок съел всё, что предложил ему Маркус и не стал возмущаться когда Маркус просунул в клетку руку и легонько погладил по спинке. Этот человек вообще сразу показался приятным, захотелось даже залезть ему на плечи. Или на голову. Сначала облететь несколько кругов, посмотреть всё вокруг, рядом, а потом забраться к нему и дремать, а он пусть гладит по спинке и чешет шейку. Жаль, не могут люди угадать желаний птицы и, конечно, из клетки сейчас не выпустят.

Горячий настой из корочек апельсина, малина, лимонная мята и маленькая крошечка имбиря, — один только запах этого напитка способен согреть и успокоить. Маркус сказал, что этот напиток называется «амалими». Вряд ли он действительно так называется, но — пусть так, тем более что другого специального названия у него тоже, скорее всего, нет.

Сидим пьём амалими с пирогом. Говорим о том о сём. Точнее, не столько говорим, сколько слушаем Еву, потому что она лучше многих других знает новости.

Например, в город приехала новая семья, большая, человек десять. Поселились в доме на углу Козьей и Второго Колодца, где раньше жили булочники. Булочники долго не решались, но недавно всё-таки продали дом, уехали к дочерям. А приехавшие на их место новосёлы, говорят, имеют отношение не то к астрологии, не то к астрономии. Это информация от тётушки Наимы, соседки и приятельницы съехавших булочников, а, по мнению Наимы, что «логия», что «номия» — никакой разницы.

На Песчаной Горке открылся новый магазинчик, интересный. На прилавках под стеклом разложены разные мелочи, на полках можно покопаться самостоятельно, поискать что-нибудь нужное или просто так. Здесь находится что угодно, начиная от гвоздей и пуговиц, до табуретов, небольших пузатых комодиков; отрезы тканей, посуда, книги. Было бы похоже на лавку старьёвщика, если бы не много новых, довольно дорогих вещей, которые ещё даже не появились в других магазинах.

Тильда с удовольствием просидела бы у брата до вечера, а, может, погостила бы и подольше, они с Инвоем Джет так и предполагали. Но это с Инвоем. А Ева с мужем оставаться у Маркуса на весь день не собирались. Значит и ей надо уходить вместе с ними, если не хочется потом идти одной. Вообще-то, в этих местах Тильда не раз бывала одна, да и Маркус мог бы проводить сестру домой, но из за сегодняшнего происшествия ходить поодиночке пока не хотелось. Так, на всякий случай. И обсуждать произошедшее тоже, между прочим, не хотелось. Как будто если об этом не говорить, проблемы вроде и нету. И каждый ждёт, чтобы разговор начал кто-нибудь другой.

Ева заканчивает историю о сбежавшей очень огромной, но доброй собаке, которую через несколько дней успешно поймали в соседней деревне, где она пыталась выпросить себе еды и подружиться с кем-нибудь, но из за её устрашающих размеров все-все, и люди и животные, увидев её ещё издалека, старались укрыться в домах, в сараях, где придётся... Очень, говорят, все радовались, когда явились хозяева собачки и забрали её. Чуть ли не праздник в честь этого в деревне случился!

— Ладно, — когда Ева договорила про собаку, Маркус поднялся, выглянул наружу. — День уже. Что с Инвоем делать будем?

Все промолчали. Поэтому Маркус сам же и продолжил:

— Во-первых, надо узнать где он сейчас.

— Попытаться узнать, — поправила Тильда.

— Ну да, попытаться. Надо узнать, приводили сегодня кого-нибудь в Хашдом?

Это понятно. Если приводили, то, скорее всего, это Инвой Джет. Всё-таки туда не так часто кого-нибудь приводят, а уж тем более сразу нескольких за один день.

— Значит, сначала надо туда идти...

— Да. Пойдём, — Маркус, наклонившись к клетке с дремлющим совёнком, проводит ладонью по прутьям. — Пойдём-пойдём.

— Ты что, тоже с нами? — спрашивает Тильда. — А как же птенец?

— А что птенец? Ничего страшного, посидит тихо. Совята — они умные. А я вернусь к вечеру. Правда? — обратился он к птенцу. Тот будто бы понял: приоткрыл один глазок, посмотрел на Маркуса, повертев головкой, спрятал клюв под крылышко и стал дремать дальше.

— Ну вот и хорошо, — Маркус как будто договорился.



Когда-то Хашдом находился на отшибе, на самом краю Юксты. Дальше, за ним — всё, ни домов, ни построек, лес. Постепенно город застраивался, рос, так что теперь Хашдом оказался где-то посередине между центром и восточной его окраиной. С разных сторон сюда ведут несколько улиц. Надо лишь походить по этим улочкам, позаходить в магазины, перекинуться словом с одним, вторым, пятым, десятым, полюбопытствовать невзначай. И найдётся кто-то видевший лично или узнавший от других, приводили ли сегодня кого-нибудь в Хашдом. Нарушителей и ослушников законов, связанных с ведовством и магией. Пока они не предстали перед магистратом, их называют трансцендами. Ну а уже на собрании магистрата определяется, насколько тяжко нарушение, как отныне тебя следует называть и что делать с тобою дальше.

На подходе к Хашдому Тильда, Маркус, Ева и её муж разошлись врозь, по разным улицам. Через два часа, как договорились, вновь собрались в столовой на Козьей. Никто ничего не узнал. То есть ничего об Инвое Джет. Трансцендов сегодня не приводили.

— Это хорошо? — спросила Ева.

— Не знааю, — очень похоже протянули Маркус и Тильда и одновременно покачали головой.

Есть, в общем, не хотелось, но рассиживаться в столовой за пустым столом — неуважительно по отношению к владельцам заведения. К тому же здесь очень вкусно пахнет. Маркус принёс себе и сестре по тарелке тушёного мяса в душистой пряной заливке, муж Евы взял для супруги блюдо пышных сахарных булочек и сливки. И всем — горячий напиток из кипрея с капелькой гранатового сока.

В столовой чисто и просторно, свежий древесный запах от стен и столов смешивается с соблазнительными ароматами домашней кухни. И народу сейчас не много. Если б не размах помещения, - а это большущий зал с высоким-высоким потолком, - можно было бы сказать что сидеть здесь столь же уютно, как бывает прохладным дождливым днём за столом у друзей.

— Если Инвоя не привели, значит это не наблюдатели были. А кто? — вслух размышляет Маркус. — Может, что-то случилось по дороге?

— Да что могло случиться? — возражает Тильда.

— Что могло случиться? — повторяет Маркус. — Да, в общем-то, что угодно!

— Например?

— Например?.. Ну, я не знаю. Может быть задерживаются где-то.

— Может его не повели в Хашдом? — предполагает Ева.

— Ну конечно, отпустили наверное, — усмехнулся её супруг. Ева глянула на него, сделав на секунду сердитые глаза. — Нет, ну может это действительно не надсмотрщики были? — продолжила она.

— А кто?

В столовую вошла компания молодых людей. Энергичные, жизнерадостные, ребята побросали свои сумки на скамьи, заняв сразу два стола. Наверное, они по-честному старались вести себя прилично, но их оживлённые разговоры всё-таки были вполне отчётливо слышны за несколькими соседними столами. Из разговоров стало понятно, что это учащиеся высшей школы Саториа, где готовят высококлассных швейников.

Подслушивать, как всем известно, некрасиво, но ребята беседовали достаточно громко, и послушать их было интересно, ну просто любопытно.

— Что вам задали на семестровый зачёт? — спросил один из них.

Ребята, очевидно, учатся в разных группах.

— У нас на выбор, костюм стрекозы или вырастить фасонное пальто из аргентинского аирного мха.

— А, нормально, если стрекозу выбрать, там с крыльями только повозиться.

— Да, нормально?! Вы сами-то такой шили?!

— Шили! Запоминай давай. Находите, значит, таволгу, берёте её всю, кроме корней. Замачиваете на четыре часа в соке обычного подорожника...

— Plantago major, — вставляет долговязый паренёк.

— Точно. ...Ну вот, в соке подорожника с голубой глиной. Пока замачивается, готовите клей. Крылья лучше не шить, их надо сформовать и клеить, — тут рассказчик заметил, что его слушают не только товарищи, но и некоторые другие. Он склонился над столом, стал говорить тише. И, по правде сказать, это было немного досадно, потому что в самом деле любопытно, что же это за специальный клей?

Слово за слово, незаметно для себя ребята снова вернулись с полушёпот к громким обсуждениям. Смешные происшествия на уроках, симпатии, ежедневные дела и забавы. Это мы уже не слушаем, разве только случайно долетают до нашего слуха какие-то фразы.

— Герион сказал, их двое было...

— Он сказал, трое.

— Нет, это собак было трое, а надзирателей — двое.

— Я думал, надзирателям защиту ставят.

— Ага.

— Да должны ставить, наверняка. Может без защиты они вообще умерли бы.

— А может и умерли бы, если б их не так быстро нашли.

— Не, не умерли бы, заболели бы только, холодно же на земле спать.

— На траве.

— Да без разницы, всё равно холодно.

— А кто их нашёл-то, Герион не сказал?

— Он сам не знает, ему тоже рассказали, кто-то с его курса.

— Аааа, так это вообще, может, враньё?

Не вполне понятно, о каком именно событии говорят ребята, но нам кажется, что как раз о сегодняшнем, о нашем. Два надзирателя, три собаки, всё сходится. Про Инвоя Джет только не сходится. Тильда пихает брата в бок.

Они не близнецы, но очень часто их мысли совпадают, не приходится даже говорить. Как, например, сейчас.

— Простите, что вмешиваюсь, — Маркус обращается к компании молодых людей. — Мы случайно услышали ваш разговор. Вы ведь о том, что сегодня утром на краю рощи случилось? Это чистая правда. Только с маленькой поправочкой: мы слышали, кроме двух надзирателей там ещё кто-то был.

Обманывать, конечно, нехорошо, ничего мы ни от кого не слышали, и не знаем, о каком вообще происшествии говорят ребята. Но есть возможность выяснить...

...Нет, не было там никого другого кроме надзирателей. Они лежали рядом, а собаки в нескольких шагах от них, тоже рядом. И всё, больше никого, — сказал один из парней.

— А, тогда извините, мы наверное о разном говорим, — Маркус делает вид, что тема его больше не интересует. — Вы наверное о другой роще говорили, не о Димидии.

— Нет, как раз о ней, которая по пути к реке, — возразили сразу несколько ребят.

— Странно, — Маркус повернулся к нам. Действительно, странно. Кто-то усыпил и бросил надзирателей, а куда делся Инвой? Если всё в порядке, он не заставил бы нас волноваться...

Взяли ещё чая, сидим думаем дальше. А время идёт. Нам-то ничего, а у Маркуса там, между прочим, птенец остался без надзора... Ну, не то чтоб совсем без надзора, но всё-таки.

— Пойдём к тётушке Наиме, — предлагает Ева. — Всё равно больше спросить не у кого.

Наима не самый надёжный источник информации, но она знает множество городских сплетен и новостей, побольше, чем в любой городской газете. Правда, есть один недостаток. Если будет замечен особенный интерес к какой-то одной теме, это тоже может стать новостью, если кому захочется послушать.

Никто из нас четверых не состоит в числе близких друзей Наимы, поэтому чтобы зайти к ней нужно придумать какой-нибудь повод. Можно, правда, ничего не придумывать, некоторые приходят именно так, специально за необходимыми новостями. Но, по понятным причинам, нам такой вариант не подходит.



— Добрый день, Наима! Слыхала что у рощи приключилось?!

— Да уж слышала, как же! Сегодня весь город об этом говорит!

— Это не ты ли всему городу и рассказала?

— А может и я!

— И откуда ты всё знаешь-то самая первая?! Может тебе кто из не наших докладывает?

— Из каких таких из не наших, чего болтаешь!

Следом за нами идёт Наима! Перекрикиваются с соседкой. И, главное, перекрикиваются как раз о том, что нам нужно! Лучше не придумаешь! Воспользовавшись такой удачей, Тильда сразу вмешивается в разговор.

— Добрый день, Наима! Как дела, как здоровье?

— А, Тильда, здравствуй! Спасибо, деточка, всё хорошо. А кто это с тобой, неужели Ева! Красавицы мои! И с мужьями обе, любо посмотреть!

— Это Маркус, — поправила Тильда.

— Действительно, Маркус! — Наима остановилась, пригляделась. — Не узнала, давно тебя в городе не видели! В гости к сестрёнке? Или жить тут теперь будешь? Остался бы, голова у тебя золотая, дел в городе много, люди тебе рады будут.

— Спасибо, тётя Наима, но пока к вам в город не собираюсь. Я и так недалеко тут живу, за Димидией.

— За рощей?! А где ж там жить? — удивилась Наима. — Ведь там река дальше и никакого жилья нету.

— Ну да, так я чуть подальше, рядом с Прогневой. Тёть Наима, а что сегодня у рощи-то случилось? Вокруг говорят все, а я сюда шёл как раз там мимо, ничего не заметил.

Маркус аккуратно вернул разговор в нужное русло.

— Не заметил?! Ты сегодня там шёл?! Ну и хорошо, что не заметил, Бог тебя миловал! Там сегодня такое делалось!

Наима рассказала, как шли рано утречком два надзирателя с тремя собаками здоровенными. (На самом деле собаки не такие уж здоровенные были, просто довольно большие). Шли они, искали кого-то, а, может, нашли уже. Тут из рощи появились девушки-одды, стали играться, молодых мужчин морочить, потом песни свои в ход пустили. Чего хотели, до смерти заиграть или побаловаться, не известно. Но вроде не помешал оддам никто, сами уснувших бросили.

— Но, тётя Наима, мы слышали, там ещё один человек был, кроме надзирателей. Правда? — спросил Маркус. Вопрос был задан настолько в лоб, что мы просто остолбенели от неожиданности. Что теперь подумает Наима? Она знает многое, но, к счастью, всё-таки не всё и не обо всех.

Наима, глядя на нас, послушала что-то внутри себя и...

— Да, правильно, там был ещё один, кроме надзирателей, — сказала она. — Но это не человек был.

— Как не человек? А кто? — это уже Ева спрашивает.

Она удивлена совершенно по-честному, ведь она действительно не знает, кто такой Инвой Джет. В ожидании ответа, боясь даже моргнуть, Ева глядит прямо в губы Наимы. Как будто сейчас оттуда должны посыпаться настоящие буквы.

— Что значит «кто»? — переспрашивает Наима, медленно переводя взгляд на каждого из нас по очереди. Сейчас как схватит и приготовит себе на ужин! Такое у меня чувство от её взгляда.

— Даже не хочу говорить! — махнув рукой, Наима повернулась и собралась уходить. Не схватила.

Ева осталась без ответа, мы же услышали то, что хотели. Неплохо бы ещё услышать совет, что делать дальше, но попросить такого совета не у кого. Пройдя несколько шагов, Наима обернулась, поманила нас пальцем, чтоб мы подошли. Мы подошли.

— Мне кажется, вы должны знать. С надзирателями нелюдь был. Его, видно, девчонки-одды с собой забрали. Судя по всему, они за ним и выходили.

Наима помахала рукой себе перед лицом. Так делают, когда хотят отогнать нехорошие слова. (Во-первых, что значит: «мне кажется, вы должны знать»? То есть, она считает, что эта информация нам нужна и мы должны её узнать? Или это значит, что ей кажется, что мы и сами, без неё, об этом знаем? Вот угадай попробуй.)

— Хотите побольше узнать, идите к Димидии.

— К роще?! — Маркус от удивления чуть не вскрикнул. Хотя, что тут удивительного, у рощи случилось, туда и идти надо, всё правильно. Только вот когда мы там проходили, ничего не заметили, даже не заподозрили ни на минутку.

— К Димидии, а не к роще, — Наима, кажется, недовольна нашей несообразительностью.


Продолжение


Под ладонями мягко, шелковисто. Откуда-то пахнет дымом, еле-еле, почти незаметно. Слышны голоса и смех, тоже издалека, не рядом. Рядом вообще никаких звуков. Руки раскинуты. Тепло и удобно... Это не может быть Хашдом. И, конечно, не дорога у рощи... Глаза не открываются. Голова и тело чувствуют себя превосходно, а глаза не открываются.

Инвой Джет переворачивается на спину, лежит, прислушивается. Есть здесь кто-нибудь?.. Не похоже. Он подносит руки к лицу, закрывает ладонями глаза,— становится темнее. Убирает. Сквозь закрытые веки виден свет. Хотя в общем это ничего не меняет. Ни о чём не хочется думать. Сколько можно так пролежать? Час? Два? Десять? Время идёт так медленно. Наверное. И сколько уже прошло, пока он здесь? И «здесь» — это где? Бессмысленно угадывать. Пошарив вокруг себя руками Инвой нащупывает что-то похожее не покрывало, тянет к себе и, укрывшись, снова погружается в сон, легко и бездумно.

...Сколько проспал, не знаю. Проснулся от ощущения постороннего присутствия. Не меняя позу, не сбивая дыхание, ничем не выдавая своё пробуждение. Некоторое время слушал осторожные движения и дыхание кого-то находящегося здесь, в этой комнате. Если это комната.

Ладно, сколько можно лежать изображая спящего. Инвой Джет пошевелился. Присутствующий, очевидно, как раз этого и ждал.

— Вы проснулись? — услышал Инвой шёпот. Голос принадлежит женщине, девушке.

— Не знаю,— ответил Инвой.— Глаза не открываются.

— Это operto oculis, Вам придётся побыть немного так,— сказала девушка.

— Сколько я здесь нахожусь? — спросил Инвой.

— С утра,— ответила девушка.— Весь день. А теперь вечер уже.

— Где я?

— Потом всё спросите. А сейчас я Вам ужин принесла, поешьте. Но сначала давайте покажу Вашу комнату.

Инвой в общем и не рассчитывал что девушка ему сейчас же расскажет, где он, зачем и что дальше. Спасибо хотя бы что стало ясно почему невозможно открыть глаза. С самого начала нетрудно было догадаться, действует заклятие ослепления — operto oculus. Беспокоило только, временное ли оно или навсегда. Ну, а если сказано «Вам придётся побыть немного так», это в какой-то степени обнадёживает.

Он встал с кровати, девушка взяла его за руку, повела по комнате.

— Вот стол. Здесь кресло. Комод. Ещё один... Хотя пока они Вам вряд ли понадобятся,— спохватилась девушка глядя как Инвой на ощупь старается освоить пространство. Не спеша они обошли всю комнату, после чего девушка снова подвела гостя к столу, где стоял поднос с едой и напитками, и вышла.



Ева с мужем отправились домой. Маркус и Тильда, воспользовавшись советом Наимы, явились к Димидии Ностер.

Приметный дом с оранжевой крышей и высокими окнами, на восточном краю Юксты, пышный сад со множеством цветов. Димидия подбирает такие, чтобы цвели с ранней весны до самой поздней осени, до первого снега. Отцветают одни, начинают цветение другие.

Во дворе две собаки, очень лохматые, большие и ленивые. Они то и дело облаивают прохожих, но их давно никто не боится. Даже кошки.

Маркус смотрит из окна на этих собак. На заросли кустистых роз и фонтаны нежных гладиолусов. И завидует. Да. Может быть в самом деле пора завести свой дом, где-нибудь рядом с Тильдой или маленькой Агатой? В идеале — поселиться бы всем прямо по соседству, чтоб только забор отгораживал их дома друг от друга. Маркусу забор в общем не особо-то и нужен, но у каждого свои дела, свои предпочтения и наверное лучше всё-таки иметь своё собственное пространство, чтоб в случае чего попросить неугодных покинуть его. Чтобы попрошенный неугодный имел точное представление, до каких границ простирается пространство, из которого попросили убраться. Чтоб не возникло недоразумений, если что. Ведь бывает и плохое настроение, или поссорились, или какие-нибудь дела, когда неуместно присутствие кого бы то ни было, даже родного и любимого, бывает. И хозяйство отдельным должно быть. Маркус обязательно завёл бы вот таких здоровенных лохматых собаченций. Они будут носиться вокруг дома, лаять, играть, раскидывать выдранную с корнем траву, распугивать кошек, Тильде это очень не понравится! А аккуратной Агаточке тем более. Да, без забора точно не обойтись.

Маркус замечтался. Тильда, глядя на брата, думала примерно о том же, как было бы замечательно жить рядом, всем вместе. Агату Тильда не видела уже несколько лет. До неё один день дороги. То есть одни сутки. Года три назад Тильда ездила в Абсилий, была там несколько дней, жила эти дни у Агаты конечно. Младшая сестрёнка устроена в жизни может быть получше своих старших. У неё муж, дочка. А теперь может быть и ещё одна дочка, или сын. Кажется, в тот приезд Тильды Агата как раз ждала второго ребёнка. Вот у Маркуса семьи нет, кроме его вечных подопечных. Семья Тильды — Конфловер и она сама. Конфловер не муж, не брат, ни вообще родня какая-нибудь, но он впервые появился в её доме много лет назад, постепенно в нём поселился, и давно уже считается родным.

Мечты и воспоминания! Тильда где-то услышала, что мечты — это попытка сформулировать и внести в свою настоящую жизнь кусочек своей идеальной жизни... Получается, что идеальная — не настоящая... Жаль.

Димидия уже довольно долго смотрит внутрь стеклянного шара. Маркус и Тильда тоже подходили смотреть, но ничего, конечно, не увидели. Большой, идеально чистый, прозрачный стеклянный. На большом серебряном кольце-подставке. Иногда, кажется, на несколько мгновений внутри шара становится чуть темнее... А может и нет.

— Ну что же,— произнесла наконец Димидия. Она всё ещё смотрела на шар.— Инвой Джет, безусловно, жив. Сейчас он не в Хашдоме. Кто его взял, не знаю. Но, похоже, эта история у рощи действительно была затеяна ради него. Не могу сказать, где он находится, действует operto oculis ad tempus, я ничего не вижу... Совсем ничего... Я правда не знаю...

У Маркуса такая манера, смотреть исподлобья. Голову наклонит и выглядывает из-под бровей. Недружелюбный такой вид получается. Если кто его не знает, так и думают. Димидия, похоже, тоже уже собирается оправдываться, под насупленным взглядом Маркуса.

— Может вам лучше к кому-то другому пойти? — говорит она.

Пустая фраза. К кому другому можно пойти?

Димидия провожает нас до калитки. Собаки встали, протяжно зевая, собирались направиться к нам, но быстро передумали. Лень. Вяло помахивая хвостами, выражают своё дружелюбное присутствие и укладываются снова между дорожкой и кустами смородины.

— Хорошие у вас собачки,— говорит Маркус.

— Хорошие,— соглашается Димидия.—...знаете что?..

Мы останавливаемся возле калитки.

—...Если не найдёте вашего друга, придите ко мне недельки через две. Кажется, я смогу рассказать о нём кое-что интересное.

— А почему не сейчас? — спрашивает Маркус.

Действительно, почему нужно ждать две недели?

— У меня появились некоторые догадки. Ad tempus действует дней десять, если его не продлить. А на вашем друге...

— Инвой Джет его зовут,— уточнил Маркус, перебив Димидию. Получилось очень невежливо.

— Хорошо. На Инвое Джет, кроме этого заклинания есть ещё кое-что. Но сейчас я не могу понять достаточно отчётливо. Потому что кроме ослепления, он заблокирован. Но, кажется, вам будет интересно.

— Заблокирован? Зачем? — снова Маркус.

Ну до чего же иногда бестолковые вопросы бывают!

— Чтобы не нашли его! Чего тут не понятно-то? Всех блокируют.

Димидия кивнула в подтверждение слов Тильды.



Сегодня на улице сыро, мама не разрешила Фанни выходить во двор. А ей и так не хочется гулять. Небо серое, то и дело принимается моросить мелкий дождик, листья такие тяжёлые, поникшие. Грустно. Скучно. Бабушка занята стиркой. Дедушка у себя в кабинете. Наверное сидит в любимом старом кресле, курит и читает газету с новостями. Мама уехала в город. Руди делает игрушечный корабль. Это модель, называется. Он её уже давно делает. Пока не понятно как этот корабль будет выглядеть, но, похоже, будет большой и красивый. Не такой, которые мама покупала ему, которые продаются уже готовыми, только разобранными на мелкие кусочки, которые надо правильно собрать и склеить.

Фанни стоит рядом.

— Ты что-то хотела? — спрашивает брат.

— Мне скучно...

— Совсем-совсем скучно?

— Совсем-совсем,— говорит Фанни.

Рутгеру очень не хочется отрываться от своего корабля, но что скажешь маленькой сестрёнке?

— Подожди минутку, ладно? — говорит он. Закрывает баночку с клеем, смахивает на лист бумаги какой-то мелкий мусор со стола, высыпает его в корзину под столом. И наконец поворачивается к Фанни.

— Ну, рассказывай, чем ты хочешь заняться?

— Не знаю...

— Совсем-совсем не знаешь? — он недоверчиво поднимает брови, лицо становится смешным, Фанни улыбается.

— Давай играть в прятки,— предлагает Рутгер, закрывает глаза ладонями и начинает медленно считать.

— Один... два... три...

Постояв секунду, Фанни, спохватывается, бежит прятаться. Вообще прятаться можно по всему дому, но тогда Руди придётся искать слишком долго. Поэтому, выскочив из комнаты, она прячется рядом, за комодом, Слышит, как, досчитав до пятнадцати, Рутгер объявляет, что идёт искать.

— Кто не спрятался, я не виноват! — громко сообщает он. Потом начинается то, что Фанни всегда очень забавляет и смешит.

— Я знаю, ты под кроватью! — слышны шаги Рутгера и кряхтенье. Наверняка он лезет заглянуть под кровать.

— Нет, здесь нету!.. Ааа, ты в шкафу! — слышно как скрипнула дверка шкафа.

— И здесь нету! Где же ты спряталась?!.. Я найду тебя!.. Сиди-сиди, сейчас ты мне попадёшься! Залезла под тумбочку и думаешь, я тебя не заметил?!

Фанни тихонько хихикает и нарочно несколько раз стукает по комоду.

— Хитрая девчонка! — слышится из комнаты.— Ты как-то влезла в ящик и там стучишь! Что, вылезти не можешь? Ага! Вот ты и попалась!

Гремит выдвигаемый ящик стола. Удивлённый голос Рутгера восклицает, что и там Фанни нету! Так продолжается некоторое время, пока ему наконец приходит в голову поискать за пределами комнаты. Он открывает дверь. Фанни, затаив дыхание, пытается угадать, куда он сейчас смотрит, куда направится. По правде говоря, ей уже немного надоело сидеть здесь. Скорей бы уже он её нашёл. Она несколько раз царапает пальчиком по стенке комода.

— Надо сказать бабушке, у нас, кажется, завелись мыши. Вон как скребутся! — громко бормочет Руди.— Ну-ка посмотрю, что там за мышь. Может сам поймаю?

Фанни сжалась, как пружинка. Ответственный момент! Рутгер нарочито медленно крадётся к комоду и со словами: «Ну-ка, сейчас посмотрим»,— сдвигает в сторону штору, заглядывает за комод. Пружинка срабатывает — девочка мгновенно вскакивает, выныривает из-под руки брата, бросается бежать. Скорее добежать до своей кровати и сесть на неё! Тогда считается, что она нашлась сама, Она снова будет прятаться, а Руди придётся искать.

Он бежит за сестрой, но спотыкается о порожек и Фанни первой добегает до кровати.

— Ты хитрая, опять вперёд меня,— говорит Рутгер.— Ну ладно, прячься снова.

— Нет. Давай лучше поиграем во что-нибудь другое.

— Давай. Во что?

— Ни во что. Расскажи мне сказку.

— Хорошо, давай сказку. О чём?

Фанни задумалась. Как сказать, о чём должна быть сказка? О Тильде, о странных предметах, о другом мире, куда можно перейти одним шагом, и где всё вроде так похоже на наше, настоящее, но совсем по-другому... Хотя там тоже всё настоящее...

— Расскажи мне о женщине и карлике, которые живут по ту сторону нашей калитки в саду.

— Они хорошие? — спрашивает Руди.

— Хорошие. Очень! Её зовут Тильда. И там, у неё, живёт карлик, Конфловер, он помогает Тильде ухаживать за домом, караулит бельё, чтоб не улетало. Их дом похож на наш, там тоже есть сад, и цветной половичок перед дверью, и на кухне большой стол, почти как наш...

Рутгер замечательный рассказчик. Любые истории у него всегда получаются легко и складно. Только на этот раз совсем не о том, о чём хотелось бы Фанни. Не о том, что она знает. Но девочка не перебивает брата, потому что всё равно сказка получается волшебно увлекательной.



Разве можно слепому доверять дорогую посуду? Тысячу раз задевая ложечкой о края, Инвой помешивает чай. Чашка звякает от ударов ложечкой, мелодично и нежно, похоже на маленький серебряный колокольчик. Где-то он видел такой колокольчик, размером с виноградину. На голубом шнурочке, кажется... Раздражает, что чашка звякает. И то, что не вспомнить, где был этот колокольчик на шнурочке. И что ничего не видно. И эта девушка, которая приносит еду, обычно она выходит из комнаты, а через какое-то время возвращается забрать посуду; но иногда не выходит, остаётся и сидит здесь. И смотрит. Иногда отворачивается, а иногда смотрит, прямо на него. Это чувствуется. И это не очень приятно, когда тебя разглядывают, а ты ничего не видишь.

— Что? — спрашивает Инвой. Она молчит. Что, действительно, можно ответить на «что?».

Кроме неё в комнату к Инвою никто не приходит. Уже несколько дней он здесь и, кажется, о нём совсем забыли. Никаких слов, условий, вопросов. Что сделать чтобы это закончилось?

Инвой повернулся в сторону девушки:

— Ты не знаешь, что я должен сделать?.. Что я должен сделать?!..

Она притаилась. Так не бывает, но даже молчать она стала ещё тише.

— Ты правда ничего не знаешь, да?.. Ладно, давай по-другому. Я сам буду говорить, ты только покажи когда я ошибусь... Так тебе можно?

По неуловимому движению воздуха Инвой почувствовал, что она кивнула. Ну хоть что-то, уже какое-то подобие диалога.

— Хорошо... Ты была с теми девушками, которые вышли из леса... Была... Получается, ты одна из оддов?.. Да...Вы оказались там не случайно...

После каждой фразы Инвой делал паузу, чтобы услышать, есть ли какое-нибудь движение, что-нибудь вроде несогласия или наоборот. Если молчит, значит пока всё правильно. Наверное.

— Вы оказались там не случайно. Конечно. Вы пришли... за мной?.. За мной...

Инвой вдруг заметил, что сквозь плотную пелену перед глазами стали вырисовываться очертания предметов. Очень неясно, размыто, но всё-таки что-то становится видно. Впереди стена, на ней, кажется, картина. Слева высокая кровать. Большой комод. Над комодом тоже картина. Справа стол, много всякой мелочи, которую пока не разглядеть. Прямо напротив — девушка. Она сидит на широком табурете. Светлое пятно лица, светлые одежды, длинные неубранные волосы. Это всё, что можно разглядеть.

— У вас всё в порядке? — спрашивает девушка.

Инвой смотрит в светлое пятно на месте её лица. Видеть таким образом — странно и удивительно, Это даже нельзя назвать зрением, только намёк на него. Какой она окажется, эта девушка? Глаза, губы, руки. Красивая или нет? Как будто она ещё не нарисована, выполнен только набросок, силуэт. Художник сейчас начнёт придумывать детали её будущего образа.

— Вы меня видите? — снова спрашивает девушка.

— Нет, почти нет. Но уже намного лучше, чем раньше,— неуклюже пошутил Инвой.

Неловко вышло. Увлекшись попыткой угадать внешность девушки, он совсем забыл, что у неё-то со зрением всё в порядке, и она сидит довольно близко, а он откровенно таращится на неё.

Стук в дверь заставил вздрогнуть их обоих. В комнату вошло привидение, повернувшись пятном лица в их сторону.

— Инвой Джет? — то ли спросило, то ли сообщило оно мужским голосом.— Пойдём.



...Длинный-длинный-длинный коридор. Потом несколько ступенек вниз. Потом ещё один коридор, не меньше первого. Шли долго. Проводник не торопил, терпеливо подстраиваясь под шаги Инвоя.

Такие коридоры, где они могут быть? Где может находиться здание, чтобы в нём могли быть коридоры длиной в несколько километров?.. Уж точно не в Юксте.акие коридоры, где они могут быть? Где может находиться здание, чтобы в нём могли быть коридоры длиной в несколько километров?.. Уж точно не в Юксте.

Коридор разделяется надвое, влево он продолжается, а направо — короткий коридорчик. Сопровождающее привидение сворачивает направо, проходят с Инвоем ещё несколько десятков шагов.

— Подожди здесь,— говорит сопровождающий и уходит.

Коридоры достаточно светлые, но зрение не спешит вернуться, поэтому никаких деталей Инвой различить не может. Есть ли здесь окна? Каким образом это всё освещается? Проходили они мимо каких-нибудь дверей или только сплошные стены? Местами коридор сужался, а где-то, кажется, проходил сквозь залы... В общем даже не понятно, на земле это всё находится, или под землёй, а может наоборот, висит эта вся конструкция как-то, где-то над.

Звук шагов, голоса, за спиной Инвоя, громыхнув, открылась тяжёлая дверь.

— Входите, Инвой Джет.

Входит. Несколько шагов вперёд. Судя по звуку, по ощущениям и по смутно видимому, это большой зал. Большой, высокий и прохладный. Даже чересчур прохладный. Неприятная особенность многих подобных помещений.

Приближается ещё одно привидение. Другое, не то, которое сопровождало в переходах.

— Инвой Джет,— произносит оно, остановившись в нескольких шагах от Инвоя.

Конечно ясно, что это никакие не привидения. Просто заклятие ослепления проходит очень медленно и нечёткие силуэты с белёсыми овалами на месте лиц так похожи на привидения. Или на сон.

— Инвой Джет,— повторяет явившийся, как будто прислушиваясь к звуку имени.

— Давайте поговорим? Вы хотите что-нибудь спросить? Узнать? Спрашивайте.

На ум не приходит ни одного вопроса, на который можно было бы рассчитывать получить откровенный ответ. Поэтому Инвой промолчал.

— Хорошо. Тогда просто слушайте. Вас наверняка интересует, где Вы. Так?

— Так,— согласился Инвой. Странно было бы не согласиться.

— И Вы не спрашиваете, потому что думаете, я не скажу Вам?.. А я скажу! Вы в Альбум-КОре!

Торжественность и величие произнесённого,— по мнению привидения это должно было произвести сильное впечатление. Любой мог бы вздрогнуть и побледнеть. Инвой не вздрогнул. Во всяком случае, привидение не заметило.

Приблизившись ещё на шаг, оно не спеша обошло вокруг Инвоя.

— Разве Вы знали, где находитесь?

— Нет, не знал... Но можно было предположить.

— Можно было, действительно! И Вы предположили? Что ещё Вы предположили, позвольте полюбопытствовать? Может быть Вы знаете, зачем Вы здесь? Нет?!

— Нет.

— А я и это сейчас Вам расскажу!.. Но это займёт некоторое время. Вы ведь никуда не спешите? — неприятно пошутило привидение.

— Давайте сядем,— он взял (поскольку привидение было мужского пола, правильно будет называть его «он»)... Он взял Инвоя под локоть чтобы помочь подойти к столу. Прикосновение было тоже неприятно, так что Инвой, отстранившись, выразил желание дойти самостоятельно...

— С чего же начать? — привидение усадил гостя в одно из кресел стоящих вокруг огромного стола, а сам остался стоять.—...Давайте я расскажу Вам одну историю! А?

Такое «А?», как будто Инвой в самом деле мог бы сейчас выбрать на своё усмотрение, о чём ему послушать.

— Есть несколько человек, которые обладают удивительной силой. Сила это не в чём-то особенном, сама по себе она почти ничего не значит. Но она похожа на...

Привидение поднял лицо к потолку, подыскивая наиболее подходящее сравнение.

—...Она похожа на тепло!.. На небольшое тепло. Но если два-три таких тепла сложить вместе, получится чуть большее тепло. Такое, что можно будет, например, немного согреться прохладным зимним вечером... А если сложить таких штук десять, получится просто нестерпимое тепло! Жар, огонь, испепеляющее пламя! Представляете?!

Привидение сделал паузу и с вдохновенного звучного монолога перешёл на тихое откровение:

— Людей, обладающих такой силой, всего четырнадцать... То есть вообще их конечно больше! Но сейчас, в наше время, на наших землях, вас всего четырнадцать.

С самого начала пребывания здесь, Инвой, конечно, понимал, что ожидать хорошего не стоит. Но неизвестность, неопределённость,— они угнетают, изматывают, и всё-таки оставляют место надежде. Только сейчас, после долгих коридоров, в неуютном зале, наедине с человеком, лица которого не разглядеть, Инвой почувствовал, что ему становится плохо. И эта фраза: «...вас всего четырнадцать». Она не сулит совсем ничего хорошего. Больше никаких иллюзий.

Вот как раз теперь Инвой побледнел. Надо встать. Чтобы лучше чувствовать напряжение тела, не дать ему расслабиться и отключиться.

— Нас? — переспросил он.

— Вас!

— Я ничего не знаю об этом.

— Всему, как говорится, своё время. Раньше было не надо, а теперь я всё Вам расскажу. О Вас,— голос привидения растёкся шипящей улыбкой.



Каждое утро Маркус присылал в Юксту птиц, чтобы сестра могла сообщить ему новости. Новостей не было несколько дней. И вот вчера, вернувшись от Тильды, птица принесла записку. Это было послание от Димидии, где говорилось, что по её мнению и при их желании, стало возможным узнать кое-что об их пропавшем друге.

Разумеется, Маркус и Тильда явились к Димидии в тот же самый день.

Тильда смотрит в окно, в сад. Маркус разглядывает полку с безделушками. Здесь много оригинальных вещиц. Небольшой малахитовый шар. Шкатулка из тонкой золотой проволоки, там внутри что-то лежит, два голубых пустых флакона. Зачем они нужны, пустые? Шарнирная фигурка человека, деревянная. Серебряный маятник на металлической подставке. Если его качнуть, он будет качаться очень долго. У Маркуса такой был в детстве, только в виде месяца. И он использовал этот маятник как часы. Толкнёшь посильнее — будет раскачиваться часа два. Толкнёшь слабее — несколько минут. Надо приноровиться, запомнить, на какое время с какой силой нужно качнуть. Примерно. Если не требовалось определить совершенно точный, до минуты, промежуток времени. Обычные часы никто не отменял.

— Получается! Идите сюда!

Маркус и Тильда моментально подскочили к Димидии. Всё это время она крутила в руках стеклянный шар. Долго. Теперь, всё ещё не отрывая взгляд от шара, она жестом указала чтобы гости оставались рядом.

— Инвой Джет нашёлся. Он в Белом ядре, в Альбум-КОре. В зале совещаний, прямо сейчас... Ему, кажется, плохо.

— Ну ещё бы! — тихо воскликнул Маркус. Тильда замахнулась на него, чтоб не перебивал.

— Кому же там было бы хорошо,— шёпотом добавил Маркус. И получил-таки ощутимый сестринский пинок по ноге.

— С ним в зале только один человек... Но, похоже, за дверью ещё кто-то есть... Ладно, это не главное. Главное вот что. Ваш друг носитель части особой силы. Всего таких четырнадцать человек. Если сложить все эти части, собрать всю, полную, силу,— можно совершать поразительные вещи! Животворящие или уничтожающие, но, безусловно, немыслимо превосходящие любые другие в своём роде.

— Как её собрать? — спросила Тильда.

— Почему её не собрали до сих пор? — одновременно с Тильдой спросил Маркус.

Вместо ответа Димидия помахала рукой, чтобы они замолчали.

Через несколько минут она снова отвлеклась от шара.

— Почему её до сих пор не собрали? Потому что собрать можно из тринадцати частей. А эти люди, носители этих частичек, не во все времена сходятся в одном месте. Бывает, например, двенадцать человек есть, а тринадцатый ещё не родился... А когда он родился и подрос лет до десяти хотя бы, умер кто-то из тех двенадцати. И всё тогда.

— Но ты сказала, что сейчас таких четырнадцать. Зачем четырнадцатый?

Димидия удивлённо развела руками:

— Силы не бывает слишком много! Лишней не бывает! И потом, дополнительные части — это всё-таки больший шанс на то, что успеют собраться необходимые тринадцать частей, даже если с одним что-то случится.

— Если кто-то из них умрёт,— уточнил Маркус.

— Не обязательно умрёт.

— А что, может помешать что-то ещё?

— Конечно, есть несколько условий. Например, нельзя трогать ребёнка, если он младше десяти лет. И женщину, когда она вынашивает или выкармливает своего младенца.

— Понятно... А если так случится, что собраны почти все части, но — раз! — и вдруг один умер, а дополнительных, как ты сказала, нету. Тогда что?

— Ничего. Так уже было. Тогда снова надо ждать. А те, к сожалению, оказались напрасными жертвами.

— Жертвами?..

— Да,— подтвердила Димидия.— А вы думали, как можно собрать все эти части?

Об этом ни Маркус ни Тильда ещё не думали, просто не успели пока. Сейчас они старались запомнить буквально всё сказанное Димидией, каждое её слово. В то, что всё это правда, верилось с трудом. Что это происходит прямо сейчас, и не где-то далеко, с кем-то, кого они никогда не знали, не видели и вряд ли когда-нибудь увидят, а здесь, рядом, касаясь их самих.



Привидение ходил по залу. То дальше, то ближе, останавливался возле Инвоя, снова принимался ходить. Он брал что-нибудь со стола, расхаживал и крутил в руках, потом возвращал на место. Он почти постоянно находился в движении. Он рассказал некоторые подробности о частях силы, но пока не сказал того, что касалось самого Инвоя.

— Что нужно от меня? — спросил наконец Инвой, решив обойтись без дальнейших историй, не относящихся лично к нему.

— Не от тебя,— уточнил привидение.— А от любого из вас. Нужно просто собрать все части.

В его голосе послышалось как будто изумление, мол, что же тут непонятного?

— Это я понял,— сказал Инвой.— Каким образом эти части собирают?

— Кто сильнее, тот и заберёт у другого. Потом встретит следующего и заберёт у него. Или наоборот, тот заберёт у этого. Дело, конечно, не только в том, чьё тело сильнее и крепче. Можно обмануть, перехитрить. Пожалуйста, как угодно! Главное — забрать часть силы. И так до тех пор, пока один из вас не соберёт все части себе. Понятно?

— Не совсем.

— Тогда спрашивай.

Возникла пауза. Инвой думал, как бы так задать вопрос, чтобы получить наконец точный ответ. То ли привидение действительно не понимает, что именно хочет узнать собеседник, то ли просто испытывает его терпение...

— Ладно,— привидение заговорил первым.— Часть силы — это вся энергия жизни любого из вас, из четырнадцати. И ни один не захочет отдать её добровольно. Почему? Очень просто. Потому что отдав её, он умрёт! Не в ту же минуту, даже может быть не в тот же день, но очень скоро... Так что уничтожить его сразу или оставить дожить, это можешь решать на своё усмотрение, это не играет никакой роли.

«Очень просто».

Инвою хотелось бы оказаться сейчас где-нибудь совсем в другом месте. Почти в любом, лишь бы не здесь. Он попытался представить, что находится в жилище у Маркуса, среди зелени и всевозможных целительных штук. Представил, что задремал и как будто снится дурной сон, так часто бывает от усталости... А почему бы не отдать часть силы добровольно, если результат всё равно одинаковый?.. Или не одинаковый?

— Что будет с последним, с четырнадцатым, когда он соберёт все части? — спросил Инвой.

— Этого я не знаю,— подумав секунду, сказал привидение.— Все части не собирались в одно очень, очень давно.

— Но когда-то это уже было? Когда-то давно.

— Не знаю. При мне никогда, И если вопросов больше нет, и Вы согласны с условиями, я больше Вас не задерживаю. Дорогу назад найдёте?

Инвой помедлил с ответом. Найдёт ли он дорогу назад самостоятельно? Не уверен. Казалось, что шли всё время прямо. Но может быть...

— До коридора нам по пути, а дальше Вам в другую сторону,— сказал привидение.

Они вышли из зала, вместе дошли до места, где коридор расходится в противоположные стороны.

— Вам туда,— указал рукой привидение.— Кстати, ну просто любопытно, а где Вам хотелось бы оказаться прямо сейчас? Понятно же, что не здесь и не со мной.

— Не скажете? Ну как хотите. До встречи,— не дожидаясь ответа, привидение повернулся и пошёл, быстро скрывшись в затемнённом коридоре.

Инвой остался один. Теперь надо долго-долго идти обратно, но куда идти — толком не видишь, не знаешь. Можно только надеяться, что заблудиться здесь негде, и по пути кто-нибудь встретится... Хотя может быть лучше и не надо чтоб кто-нибудь встретился.

До первой лестницы он добрался довольно скоро... Если только не сбился с дороги и это та же лестница. Но других поворотов, кажется, не было... Наверное.

Теперь несколько ступенек вверх. Сколько? Вот надо было считать когда шли сюда! Невнимательность иногда приводит неизвестно к чему, в буквальном смысле! И мало того, что можно заблудиться, если окажется, что с этой лестницы выходов больше одного; так даже если кто встретится,— как попросить помощи? Как объяснить, где находится эта комната, отведённая Инвою?

...Вдруг в той комнате есть окно? Не обязательно, конечно. Вероятно, всё предусмотрено, никакого прямого выхода наружу нет. Зрение постепенно возвращается, надо будет всё как следует осмотреть.

Впереди становится светлее, появилось ощущение распахнутой настежь двери. Сквозняк и запах влажной зелени. Пока Инвой шёл по коридору на встречу с привидением, ни ветерка ни свежести не было, он заметил бы.

И ещё одна диковина — закричала птица, совсем рядом. И стены стали... Прозрачные?!.. Нет, они просто исчезли! Как будто и не были. И каменного пола нет. Под ногами земля; над головой небо; всё это освещено солнцем, наполнено звуками, и глаза различают каждую травинку!

Инвой оборачивается. Позади ничего нет, то есть нет коридора, по которому он шёл, Исчез.

Отпустили.



Трижды в году в Тригинтависе проходит большая ярмарочная неделя. На это время пустеют все города и деревни. Зато Тригинтавис превращается в сплошное бурлящее торжище. Шумное, пёстрое, не знающее ни сна ни покоя ни днём ни ночью, всю неделю. Здесь можно продать или купить почти всё. От самых простых вещей, до такого, что только можно пожелать. И, если очень нужно, встретить здесь можно тоже кого угодно. Если не в этот раз, то в другой. Это вопрос времени, ну и отчасти везения. Кто-то остаётся в Тригинтависе на всю неделю, а кто-то появляется, быстро покупает что ему нужно и тут же покидает это место.

Тильде надо купить кое-что из вещей. Это, конечно, можно сделать и у себя, не обязательно куда-то ехать. Но здесь, на ярмарочной неделе и выбор намного богаче, и, поторговавшись, можно хорошенько сбить цену. И, главное, в этот раз сюда едут и Маркус, и Ева, и ещё целая компания. А есть ещё одно, тоже главное. По словам Димидии и по некоторым другим данным, по не точным, не очевидным, но заслуживающим большого доверия, - Инвой Джет уже свободен. Но до сих пор находится не известно где. В общем-то, действительно, он не обязан сразу спешить к Тильде или к Маркусу. Но мог бы предположить что они волнуются и хорошо бы поставить их в известность, что, мол, всё в порядке... Или не в порядке; вообще всё не в порядке... Но с такими вестями стоит ли спешить к друзьям? Он ведь не знает, что друзья уже кое-что известно, что с ним происходит.

Ткани, одежды, бельё, одеяла, ленты, кружева. Для мужчин и женщин, для их детей, для романтичных девушек, для любителей простого и строгого. На любой вкус! Ряды без конца и края. Как тут выбирать?! Маркус, кстати, попросил найти такой материал, чтоб был прочный, но не тяжёлый, чтоб не промокал и среди деревьев не выделялся. Кажется, он решил обосноваться у Коралловой реки надолго. Приехал в Тригинтавис покупать железяки и разные штуки непонятного назначения. Это вообще с детства любимая тема. Никакая купленная вещь не устраивает так, чтобы целиком и полностью, всегда найдётся что слегка изменить, а то и вовсе разобрать на детальки и потом собрать заново, по своему. Наверное Маркус изобрёл уже немало интересных вещей и приспособлений, и, будь он более тщеславным, наверняка имел бы успех и признание в этой области. Но ему вполне хватает славы лекаря, поэтому все другие изобретения так и остаются в его личном пользовании. Кроме тех, что он делает для Тильды.

Из общего ярмарочного гомона время от времени выскакивают наиболее пронзительные выкрики. Кого-то зовут, кто-то предлагает свой товар, беспощадно крича прямо в уши толпе. Но всё это пока в пол силы, только набирает обороты. Первый день торжища, ещё не всё выложено на прилавки, ещё не охрипли продавцы, не расшевелились покупатели. Ярмарка лениво просыпается от сезонного небытия.

— Голуби! Мои голуби! Вон они, ловите!

Над рядами присела на дерево пара шикарных пёстрых голубей. Круглые, как два шара, с хохолками на маленьких головках и мохнатыми лапками. Красавцы! Такие или сами вернутся в руки, или надо выпускать обученных ловчих птиц. Иначе не поймать, не зря голосит их владелица. Уже наверное бывшая.

Тильда права. Маркус действительно надумал поселиться у Коралловой реки надолго. По крайней мере не на год-два, на подольше. Место как раз что надо, и у людей популярностью не пользуется, и сравнительно недалеко от сестры. Теперь надо накупить всякой всячины. Немного для постройки, кое-что по мелочам по хозяйству и много чего по делу. Тот совёнок, которого принесла Тильда — уже второй, попавший к Маркусу за последнее время. Надо делать большой, очень большой, вольер и хорошенько обеззвучить его. Место вроде безлюдное, но всё же иногда заходят, бывает.

Живность осталась дома без присмотра на пару ночей, это нормально, еды и воды им хватит и на неделю, но задерживаться не стоит, неспокойно на душе. Когда оставляешь их одних, на душе всегда не спокойно.

У Маркуса уже две сумки за плечами. Большие, тяжёлые. А не куплено тоже ещё много. За остальным, похоже, надо будет прийти позже, ближе к ночи. Да и время уже далеко за полдень, скоро торжище само собой начнёт перевоплощаться. Не спеша, с разговорами и зазывами, свернут сегодняшний товар и разойдутся-разъедутся по гостевым домам Тригинтависа и торговцы и покупатели, а на освободившиеся места явятся совсем другие продавцы и другие покупатели. Эти в большинстве своём будут тихи и не суетны. И купить-продать можно будет тоже очень много интересного. Совсем другое, не то, что днём.

Ночная ярмарка — странная штука, таинственная, жутковатая. Фонари освещают ряды. Странные люди собираются и ходят в этой освещённой темноте. Высокие и маленькие, щупленькие и кругленькие, в обычных одеждах и в очень необычных облачениях. Кто-то стремительно идёт вдоль рядов, высматривая что-то определённое; кто-то медленно движется, поминутно останавливаясь чуть не у каждого прилавка.

Среди ночных посетителей Маркус относится к обычным созданиям, среднего роста, средней округлости, в обычной простой одежде. Ходит не так чтоб слишком стремительно, кое-где останавливается, посмотреть, полюбопытствовать.

Никто не выкрикивает и не зазывает покупателей на свой товар даже шёпотом. Ночью большая часть покупателей такова, что им не понравится если все вокруг будут знать, что именно они желают приобрести. Даже если в общем это совсем не секретный предмет, всё равно афишировать незачем. А если хочется — вернись домой, дождись утра, тогда уже и хвастайся покупкой. Ночь — время деликатное.

Маркус прогуливается вдоль рядов. Присматривается, приценивается. Много всякого соблазнительного, по цене привлекательного, нужного и не очень. Посмотреть можно всё, но сначала нужно купить то, что нужно купить в первую очередь. А что у нас сегодня «в первую очередь»? Ауферо, конечно. Что такое ауферо? Если кто не знает, вещь на редкость универсальная. Как, должно быть, ясно из названия, ауферо прячет всё что угодно. Ну почти всё. Любые предметы любых форм и размеров в любом месте. Почти в любом. Это раствор, реже — порошок, ещё реже — сетка. С его помощью можно, например, скрыть кое-что если неожиданно нагрянули гости. Выйдет, правда, дороговато, проще сделать обычную уборку. Можно спрятать и что-нибудь поважнее...

Маркус обходит прилавки, спрашивает. Продавцы, один за другим, качают головами, мол, нет, ауферо нету. Объясняют, что в этот раз не привезли, потому что никто не покупает, дорого. Неприятная неожиданность. Обычно проблем не возникало, приехал, да купил. Но делать нечего, не бродить же здесь до рассвета. Надо пойти поспать, а завтра попробовать ещё раз.

Проезжая дорога по обочине ярмарки не очень ровная, зато широкая и хорошо освещённая. Идёшь, впереди дорога, справа ярмарка, слева, вдоль всего пути, пустырь, за ним — стена леса, темнота непроглядная. А между тобой и пустырём — фонари. Несмотря на ночь, время от времени проезжают развозные телеги. Даже ночью с перемещением здесь всё организовано самым удобным образом. На телеге до гостевых домов Тригинтависа ехать минут двадцать. Если пешком, наверное час прошагаешь. Это ночью, днём быстрее. Ездят телеги примерно раз в полчаса. Чтобы не ждать, можно пойти пешком, телега всё равно догонит и продолжить путь можно уже на ней. Маркус решил так и сделать.

Впереди, ровно над дорогой, висит луна. Низко и ярко. Вокруг неё облачная дымка, свет растворяется в дымке оттенками синяка. Живописная луна, совсем не живописные оттенки. На этом картинном фоне пролетели два птичьих силуэта. Похожи на голубей. Наверное те двое, которых не отловили днём. Зря, лучше пожили бы немного на ярмарке, во время торжища туда не сунутся никакие дикие птицы. Домашним голубям среди людей привычно, сытно, и, главное, безопасно. А на воле, сразу вдалеке от людей... Бестолковые птицы, жаль. Маркус оглянулся. Что, кстати, заставило их летать ночью, когда самое птичье время спать?

Продолжение следует

   
Rambler's Top100